– Спасибо. Мне очень приятно слышать это от такого человека, как вы. Да… Я сожалею не меньше вашего. До скорого, – когда разговор окончился, он произнёс: – Тварь…
Маркос разговаривал прямо у окна. Он смотрел вниз, на первый этаж своего коттеджа, угрюмо отвечая на соболезнования. Его лицо превратилось в измотанное, морщинистое. Фёдоров понимал, как долго Маркос не мог отойти от собственного горя. И сколько времени такой мужчина сдерживал слёзы, в один момент вырвавшиеся из его глаз. Маркос направил взгляд на жалюзи. За его спиной словно потух весь свет. Он остался во тьме, отображаясь только в этих горизонтальных линиях. Тогда же его рука схватила шнур и потянула вниз. Окно закрылось. А свет будто бы снова зажёгся.
– Каждый день мне звонят. Телефон уже почти не выдерживает всех этих звонков. А я устал слышать сочувствия. Слишком много лжи слышно в тех, кому всё равно, но они помнят, что я для них сделал. Отдают этим… дань уважения. Я хочу сказать им, чтобы они больше и не подумали набрать мой номер. Но не могу. Такие утешения меня успокаивают. Потому что больше ничего не способно.
Он обернулся и посмотрел на Руслана. Фёдоров увидел его суровый взор. Глаза Маркоса никогда не были такими мрачными. Он за прошедшее время стал выглядеть по-иному. Пугающе неизвестно.
– Знаешь, что я сказал их жёнам?
– Я не читаю мысли, – ответил Фёдоров.
– Я сказал им всё. Я сказал им, что их мужей зверски убили, сожгли и выбросили на меня в ёбанной горящей машине!
Руслан наблюдал за выражением лица Маркоса Соломонова. Оно становилось всё более грозным, а глаза, как и вены, наполнялись кровью. Наполнялись слезами. Маркос сунул в рот сигарету и зажёг её спичками. Закурив, он лишь ходил по собственной комнате и сквозь дым проговаривал слова.
– Не получится сразу привыкнуть к смерти родных. Нет… Не получится. Они долго рыдали, Руслан. Я приехал к каждой из них. Разговаривал с каждой и жалел каждую, как свою родную жену. Но ещё ни разу не пожалел о том, что сообщил правду.
– А что ты сказал тем жёнам, которые не знают, где их мужья?
– Я же объяснил, что говорил только правду. Ничего не скрывал.
Маркос налил в свою рюмку пятьдесят грамм спирта.
– Мне звонят не просто, чтобы посочувствовать. Сначала они соболезнуют, а после задают вопросы, связанные с бизнесом. «Когда ты вернёшься, Марк? Мы понимаем, что тебе плохо, но…» Но они нихуя не понимают. Они не знают, как это… как это вообще ощутить. Я и сам не знаю, что нужно чувствовать в такой ситуации. В голове бардак. А они… Все они – ничтожные сволочи. Это человеческое лицемерие – самое вонючее, что есть в людях. От него такой запах, что любая куча говна будет пахнуть приятнее!
Он выпил. Но не хотел замолкать. Руслан и сам уставал от его речей. Прошло уже около недели, однако Маркос за всё это время даже не попытался сменить эту тему. Он только и говорил о братьях. Только и говорил о том, как плохо ему, но не другим.
В дверь постучали. Маркос разрешил войти. В дверях находились пожилая женщина и такой же пожилой мужчина, одетые в траурные костюмы. Они подошли к владельцу этого дома, и пожилая женщина взяла Маркоса за руку.
– Марк… – проговорила она с состраданием. – Мы знаем, как тебе тяжело…
Маркос покивал ей в ответ. И только Руслан понимал, что Маркосу хотелось лишь поскорее закрыть эту дверь.
– Ты сильный мужчина, – сказал пожилой человек рядом. – Артём и Лёша… Они не забудут тебя. Ты для них был отцом. Береги их память, Маркос.
– Берегу, – ответил он и пожал ему руку.
После того, как эти люди ушли, Руслан спросил:
– Кто это?
– Уже никто. Простые прохожие. Заблудились и ошиблись дверью.