В панике Юрий побежал вниз, в мастерскую. На тумбочке служившей импровизированной кухней, лежал перочинный нож. Сжимая его в руке, учитель никак не мог решиться вернутся наверх. Тут его осенила блестящая по своей простоте идея. Гайанский рванул к телефону:

– Дежурный Кабышев. Слушаю! – прозвучало в трубке через несколько долгих гудков.

– Здравствуйте! Тут у художественной школы хулиганы. Приезжайте, – облегченно проговорил в трубку учитель.

– У какой школы? – спросил дежурный. – Повторите. И представьтесь.

– У художественной школы, – уточнил Юрий, для важности добавив: – В квартале от МВД, с обратной стороны.

– Принято. Представьтесь.

Гайанский задумался. Ему опять стало страшно.

– Зачем? Вы приезжайте, разгоните хулиганов.

– От кого вызов? – настаивал полицейский.

Учитель повесил трубку. Выбрав для наблюдения угол коридора, подальше от входных дверей, он, через витраж вглядывался в уличную темноту. Никого не было видно. Прислушавшись, он различал приглушенные голоса. Гайанский крепче сжал в ладони перочинный ножик.

Минут через десять к скверу подъехал экипаж полиции. В свете проблесковых огоньков учитель разглядел, как двери машины открылись и двое полицейский, поправляя на ходу амуницию, не спеша подошли к подросткам. Послышался глубокий бас, но слов было не разобрать. Через несколько минут, полицейские вернулись к машине, коротко крякнули сигналкой и уехали.

«Как так? – удивился Юрий.– Они обязаны их арестовать!» В отчаяние он вернулся к телефону.

– Алло, полиция!?

– Дежурный Катышев. Слуша…

– Вы их не арестовали!

– Кого их? Представьтесь.

– Хулиганов. У художественной школы.

– Секундочку, – зашипела рация. – Тридцать второй два ноля, прием.

– На связи, – расслышал сквозь помехи учитель.

– Что там с хулиганами на Александровской? Прием.

– Местная шкалота. Ничего серьезного. Прием.

– У меня сигнал. Примите меры. Прием.

– Я уже уехал, Николайч! Малолетки там местные, сейчас рассосутся. Прием!

– Тридцать второй. У меня жалоба! Отбой.

«Молодцы, – у учителя отлегло от сердца. – И там есть ответственные люди!». Шаг за шагом, медленно, как зверь на охоте, он приблизился к дверям. Вспотевшую ладонь с ножиком отвел за спину. В узком проезде замигали красно синие огоньки. На этот раз, полицейским не пришлось выходить из автомобиля. Коротко крякнула сирена, и в свете фар Гайанский различил нескладные подростковые фигуры покидающие сквер.

Гайанский облегченно вздохнул, сложил нож и спустился в мастерскую. Вспрыснутый страхом адреналин вызывал смутное беспокойство. «Куда же они пошли?– терзали его параноидальные сомнения – А если они вернутся? Озлобленные, пьяные». Учитель огляделся. «Телефон уже не поможет. Наверняка эти провод оборвут. Не дураки. Витражная входная дверь и фанерная в мастерскую. Для бандитов это пустяки» Он снова огляделся. Ничего подходящего для обороны.

Воздух кругом набух, как нарыв, перед низвержением накопившегося гноя. Все кругом, стены, двери, лестницы, картины, все здание изливало какое-то неощущаемое, скрытое напряжение. Силу, да силу, накопившуюся где-то глубоко в недрах действительности.

Гайанский ринулся в дальний конец мастерской. Там кладовка, куда он скидывал весь хлам. Может в ней найдется более серьезный аргумент защиты? В случае чего можно там спрятаться. «Гори огнем эта школа!» – проклинал всех и вся Гайанский.

Отбросив в сторону останки мольберта, перекошенную рамку и коробку с засохшими кисточками, художник освободил дверь коморки. «На вид крепкая!» – обрадовался учитель. С внутренней стороны, к своему ликованию, он обнаружил добротный засов, накрепко привинченный к двери. «Странно, – успел подумать учитель. – Кому понадобилось закрываться в коморке?». Оставив этот вопрос на потом, он вошел и, немного повозившись с несмазанным засовом, все-таки плотно его захлопнул. «С таким раскладом готов выдержать любую осаду. Даже оружия не надо, – расслабленно вздохнул Гайанский и прислонился к стене»