На кухне стояла тишина, словно вода в забившейся пищевыми отходами раковине. Раевский смотрел на меня с плохо скрываемой досадой. По-видимому, я что-то пропустил.

– Н-да… любопытно. – Нехитрым способом пробую прочистить засор, восстановить журчанье живой человеческой речи. – Очень интересно.

– Я что-то не то говорю?

Чуть не кивнул.

– Скучно тебе? – с видимым участием интересуется Матвей, выказывая сочувствие, заглядывает в глаза.

– Да нет, почему? – пробую возмутиться в ответ; противно, когда заглядывают в глаза.

– По-моему, это твоя идея, она заложена в тексте, – зазвучали стальные нотки. – Поправь, если не так.

Скорее всего, Раевский развивал свою идею, но… и я снова кивнул.

Мой дежурный кивок разозлил напарника:

– Мавр сделал дело, мавр должен отдыхать? У нас на руках почти ничего нет! Так, легкие фантазии. Ты ведь не хуже моего понимаешь…

И тут зазвонил телефон. Я вздрогнул, с ужасом глянув на черную, ставшую вмиг похожей на миниатюрный гроб с окошечком, в виде дисплея, трубку Panasonic'а. Окошко горело мертвым бледно-синим пламенем. Господи, не дай мне дара предвиденья! Не облекай в плоть воображение мое! Позволь мне оставаться обыкновенным человеком, обывателем, мещанином, жлобом!

– Ты чего такой нервный? – Раевский покачал головой, затем потянулся к телефону.

Молю Тебя, Господи!

– Алло?

У меня хороший слух… на том конце провода требовали слесаря, угрожали затопить соседей, если мастер не явится в ближайшие десять минут, грозили небесными карами и ничего не желали слышать в ответ. Оказывается, полчаса назад они нам уже звонили, излили все свои беды и теперь, успокоенные обещаниями, ждали сантехника, поставив тазик под протекающий стояк: а слесаря нет! Вы понимаете?! У нас тут вселенский потоп! Купаться можно!

Такие звонки не редкость, не то чтобы каждый день, но случаются. Дело в том, что у Матвея домашний номер совпадает с диспетчерской ДЕЗа, только последние две цифры 17, а в диспетчерской 71.

– Ошиблись. – Владелец неудачного номера МГТС поморщился и дал отбой, он устал посылать людей на три или на пять букв. – Достали! Всегда звонят в самый неподходящий момент, будто специально.

– Ты тоже их видишь?

– Кого? – не понял Раевский.

– Десятки людей, разбросанных по всей Москве, настроенных на одну волну. Они сидят перед телефонами и ждут.

– Смешно, – буркнул Матвей. – На чем мы остановились?

– На мавре. Ты предлагал его разбудить.

– Ну, да…

Люблю шутить. Смех создал из обезьяны человека, и бог весть, кого еще создаст. Некоторые, испытав просветление, хохочут как ненормальные, словно впервые в жизни столкнулись с собой: Ха-ха-ха-ха… и вот это вот… – Кто знает, что они видят? Если бы обладал чувством юмора, шутил бы не останавливаясь. – На мавре?.. – человек давится от смеха. – Мы остановились… мы стоим на мавре?.. Ха-ха-ха-ха. Конечно, реальность шутит куда веселей: та же история со слесарем, или испытавшие просветление, со своим безумным хохотом, – человека другой человек так не рассмешит.

Сколько раз после неудачных острот ловил на себе осуждающие взгляды? Вот и сейчас.

– Давай вернемся чуть назад. – Матвей задумался, выбирая, в какую точку повествования нам лучше вернуться.

Назад так назад.

– Она была ему верна…

Я расслабился, приготовившись выслушать очередной монолог. Но монолога не последовало. Раевский замер, словно увидел в супружеской верности нечто, что сильно изменит нашу дальнейшую жизнь. Его взгляд уперся в невидимую точку у меня на лбу. Интересно, упади сейчас тарелка на пол, разбейся с грохотом, вздрогнул бы мой напарник или нет?

«Алле! Соавтор?»