— Может, возвращать грешников на землю? У вас тут почти ад, — задумчиво прошептал дьявол, помешивая заказанный мной вместо латте капучино.

И тут я подавилась пончиком и начала громко откашливаться.

— Совсем сдурел? Нам депутатов и олигархов хватает! — Ну и перспективка.

— Расслабься, Война. Мои пытки всем вашим земным штучкам не переплюнуть. Я диво как изобретателен. — И оскал, достойный ужастика, изуродовал прекрасное лицо дьявола.

— Может, по домам?

Я состроила как можно более несчастное личико, но главного по мукам это не впечатлило. Явно видел мордочки понесчастнее.

— Я прибыл на землю впервые за многие сотни лет, а ты хочешь оставить меня без экскурсии? Жестокий всадник.

— Мне нужно отдохнуть, иначе на экскурсии будешь волочить мое спящее и молчаливое тельце за собой.

— Глупости какие. Всаднику апокалипсиса не нужен отдых. Ты же первая кара мира. Как бы смогла уничтожать цивилизации, если бы тебе всегда нужен был сон? Простите меня, грешные, у меня перерыв на послеобеденный сон, — передразнил меня брюнет. — Так?

— Простите меня, владыка ада, но я человек, и у меня перерыв на сон. Теперь я могу уйти?

Люцифер внимательно посмотрел на мое уставшее лицо, очаровательно улыбнулся и изрек свой вердикт:

— Нет. А теперь давай выпьем этот чудесный напиток и пойдем дальше.

На этом дьявол взял солонку и перевернул прямо над капучино.

— Ты что творишь?! — Я быстро отодвинула чашку, отчего на стол посыпалась мелкая соль.

— Что не так? Мамона говорил, что с солью кофе слаще.

— Напомни мне придушить Мамону, Сатану и Вельзевула, — ругалась, осторожно снимая ложкой соль с пенки. Благо у капучино она большая и плотная.

— Хм, начинаю узнавать свою кровожадную Войну. Продолжай, милая, такие разговоры меня страсть как заводят. — Дьявол поставил локоть на стол и подпер голову ладонью, с нежностью наблюдая за мной.

— А еще ангелом назывался.

— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — продекламировал с выражением брюнет, имея в виду свое прошлое.

— И кто из князей ада Пушкина в ад таскает? — Я закончила убирать соль и вернула чашку мужчине, предварительно положив в напиток две ложки сахара.

Мешает пусть сам. Не маленький, разберется.

— Бельфегор. Он любит творческие души. Увы, Пушкин к нам не попал. — Наигранно печальный вздох.

— На его счастье, — шепнула в сторону, радуясь за русского классика.

— Мой князь целое десятилетие страдал, топя в кипящем масле грешные души под «У лукоморья дуб зеленый» и «Я к вам пишу — чего же боле?». Больше его так не закидывало аж до самой смерти Булгакова. Тогда он сменил масло на стопроцентный спирт и все приговаривал: «Это водка? Помилуйте, королева, разве я позволил бы себе налить даме водки? Это — чистый спирт!» Помнится, топил он тогда только красивых женщин. А сейчас помешался на Джордже Мартине. Заводит души в мерзлую пустыню и говорит: «Зима близко», — перед тем как скинуть их в никогда не таящие льды навечно. Грешники там бродят, пока не замерзнут окончательно. Князь называет их белыми ходоками, делит на армии и проводит сражения. В общем, креативный парень. Тебе понравится.

— Предпочту остаться незнакомцами.

— Зря. Творческий демон. В расцвет кубизма восхищался Пикассо. Несколько лет у нас души ходили порубленные и слепленные по частям. Причем он перемешивал их и собирал наугад. Веселенькие уродцы у нас тогда гуляли по аду. Что ни день, новый сюрприз. Вельзевул тогда в шутку назвал регион Бельфегора Мясорубкой.

Люцифер так рассказывал это, будто вспоминал лучшие деньки своего прошлого. А ведь речь шла о душах живых людей, что мучились из-за ужасных предпочтений падших ангелов. От этого меня начало подташнивать, и эспрессо попытался выбраться наружу.