– Южный промышленный район все же велик. Они должны были избрать более узкую цель.

– И, конечно, избрали. Логика говорит за то, что первыми должны быть уничтожены заводы, поставляющие нам наиболее активное оружие, – авиацию, бронемашины, ОВ.

– Так.

– Значит, первый удар должен быть нанесен здесь.

Рорбах очертил кружком город Нюрнберг.

– Руки коротки. На Нюрнберг не упадет ни одна бомба.

– Да, нужно постараться, чтобы не упала.

– Ни одна, – решительно повторил Бурхард.

– Максимальные усилия обороны будут сосредоточены именно здесь – на линии Регенсбург – Цвикау. Но первая наша задача заключается в том, чтобы не допустить советскую эскадру до этой линии вообще.

– Это верно.

– Я распорядился…

– Вы распорядились? – раздраженно переспросил Бурхард.

– Вашим именем. Все наличные силы сосредоточиваются над районом Мариенбад – Карлсбад – Теплиц – Либерец и ожидают ваших приказов по радио. Сюда же бросаются истребители Герлицкой зоны «U»[16].

– Они опоздают.

– Нет. Они уже вылетели. Четвертая высотная дивизия, летящая к армии генерала Шверера, меняет направление и идет сюда же.

– Это немыслимо.

– Это необходимо.

Бурхард сделал протестующий жест:

– Я не могу отменить распоряжение ставки.

– А вы можете, ваше превосходительство, – голос Рорбаха звенел, – взять на себя ответственность за уничтожение узла Фюрт – Нюрнберг? Если мы хотим спасти Нюрнберг с его заводами, нельзя терять ни минуты.

Я видел, какая борьба происходила в Бурхарде. Рорбах положил перед ним лист приказа. Бурхард подписал не глядя.

– Первая часть вашего приказа уже выполнена, – сказал Рорбах, – все части, назначенные для операции, – в воздухе. Остается вторая часть: уничтожить врага. И этому может помешать только одно – темнота. В нашем распоряжении, к сожалению, минуты. Солнце уже у горизонта.

Бурхард сидел за столом, осунувшийся, постаревший. Он снизу вверх посмотрел на Рорбаха:

– Может быть, бросить наперерез противнику части западного сектора обороны Берлина?

Рорбах заговорил почти покровительственно:

– Во-первых, Берлин – столица, ее общественное мнение надо щадить. Во-вторых, части ПВО придут к месту столкновения, израсходовав все топливо. В-третьих, мы ведь не знаем намерений северной колонны, а в ней свыше двухсот машин. В наших интересах втянуть эту группу в бой. Она слабее воздушной обороты столицы. Там мы ее уничтожим, какие бы цели она ни преследовала. Мы постараемся завлечь ее к Берлину. К тому же мы по радиодепешам противника можем судить, что ею командует бригадный комиссар Волков.

– Волков? – равнодушно переспросил Бурхард.

– Так точно, Волков. Это очень смелый, я бы даже сказал, отчаянный начальник.

– Что же, вы их командиров знаете так же, как своих?

– Лучше, ваше превосходительство, – улыбнулся Рорбах. – За их командным составом я слежу уже четыре года, а наши командиры мелькают, как метеоры. Я не всегда успеваю с ними даже познакомиться.

Бурхард примирительно протянул руку:

– Ладно, больше этого не будет. Я вам обещаю.

– Боюсь, что обещание несколько запоздало, ваше превосходительство.

– Лучше поздно, чем никогда, господин генерал.

– Иногда поздно – это и есть никогда. Разрешите идти?

– Вы свободны, генерал!»

21 ч. 17 м. – 22 ч. 10 м. 18/VIII

Советские самолеты шли на запад.

Капитан Косых с болью отметил выбытие Сафара и поставил на его место, во главе эскадрильи, другую машину.

Колонны продолжали жить напряженной боевой жизнью. Ход операции становился капитану Косых ясен. По-видимому, расчет командования был верен: уход второй и третьей колонн Дорохова с берлинского направления оказался неожиданным для противника. Несмотря на то, что колонны удалились уже более чем на тысячу километров от своей границы, они не встретили сколько-нибудь серьезного сопротивления. Авиация противника прозевала время для удара или была отвлечена движением Волкова. Тем труднее придется Волкову. Все силы противника обрушатся на его малочисленную колонну. И все же он должен будет пробиваться к столице, чтобы отвлечь на себя немцев.