– Полгода назад сэр Лиоссен Детурн из Мериона оставил свою девятилетнюю дочь Нинэль нам на обучение. Мы оказали ему великую честь, взяв её под свою опеку, ибо монахи Нар Тирнела ведут аскетичный образ жизни и редко вступают в подобные отношения с мирянами. На счастье, девочка оказалась настоящим сокровищем: кроткая и скромная, не в пример своим избалованным сверстницам. Довольно скоро я, да и прочие братья тоже, привязались к малышке и обучали её с большой охотой, заботясь о том, чтобы девочка всегда была сыта и весела.

Несмотря на свой возраст, Нинэль часто помогала нам в стенах монастыря, и не было никого, кто мог бы дурно о ней отозваться. Нас частенько навещал бургомистр. Будучи близким другом сэра Детурна, он чувствовал груз ответственности за малышку, оставленную под нашим присмотром. Особенно к девочке привязался молодой послушник Анис. Парню едва исполнилось девятнадцать, и он возился с ребёнком, как с родной сестрой, – продолжал настоятель.

Вдруг тень судороги пробежала по лицу пожилого монаха, и он крепко сжал кулаки.

– Увы, держать в тайне то, что в монастыре проживает маленькая девочка, было весьма непросто, – грустно произнес Клавдий. – Её присутствие выдавала, как минимум, детская одежда, вывешенная для сушки на улице. Не знаю, кто и как прознал о том, что за ребёнок находился в монастыре, но они решили нагреть на этом руки. Вчера Анис поддался на уговоры Нинэль и отправился с ней погулять на опушке леса… – Голос Клавдия заметно дрогнул. – После этой прогулки ни монаха, ни дочери сэра Детурна никто не видел.

Повисшая пауза дала Ородриму время обдумать услышанное. Картина вырисовывалась весьма мрачная.

– Ситуацию усугубляет ещё и то, что сэр Детурн собирается навестить Нинэль в начале следующей недели, – добавил к вышесказанному настоятель.

– Но это же через три дня! – воскликнул теркан.

– Потому-то нам и надо как можно быстрее разобраться с этой проблемой, – удручённо пробормотал Клавдий, вглядываясь в узор плитки на полу. – Но поднимать тревогу и заявлять о пропаже ребёнка во всеуслышание вряд ли будет благоразумным.

– Настоятель, – прервал речь своего собеседника теркан, поняв, к чему тот клонит. – Не волнуйтесь! Я понимаю, что расследование следует оставить в тайне.

– Ородрим, твоя активность в любом случае привлечёт внимание окружающих, поэтому я подумывал о том, чтобы дать им оправдание. Нельзя говорить, чем именно ты будешь заниматься, – покачал головой пожилой служитель.

– У вас есть какой-то план? – смекнул теркан.

Монах кивнул в ответ кивнул:

– Нам надо встретиться с бургомистром и обсудить детали. Полагаю, мы можем рассчитывать на его помощь.

Анкиллирский ветеран мощными глотками осушил большую кружку пива и вытер пенные усы рукавом.

– Недурно! – прокряхтел он, с грохотом поставив кружку на деревянный стол, за которым они с Фрейном устроились на обед.

Пять пенри[18] обеспечили путникам роскошный пир, ставший достойной наградой после длительного перехода. Олаф умял целую миску обжаренных в масле луковых колец, которыми он заедал утку, запечённую с яблоками. Его напарник за обе щёки уплетал свежепойманную речную рыбу, а в его бокале плескалось белое вино.

Утро выдалось не из лёгких. Сразу после того, как товарищи оплатили постой, Олаф настоял на том, чтобы навестить Анну Брокс и сообщить ей о кончине Милевира. Фрейн считал это глупой затеей – лишним поводом привлекать к себе внимание, но анкиллирец был неумолим. За годы службы Олаф выработал свой кодекс чести, и коль уж несчастный бондарь погиб, случайно оказавшись втянутым в эту передрягу, то навестить вдову покойного было делом первостепенной важности.