Посмотрел на реакцию бойцов и на того, кто поправил гвардейца. Тот только одобрительно кивнул головой.

– Гвардеец, выйти из строя! – скомандовал стоявшему во второй шеренге.

– Гвардеец Прокс, господин лейтенант, – выйдя из строя, представился солдат.

– Давно служите? – к сожалению ни личных дел, ни кого, чтобы расспросить о личном составе принятого подразделения не нашёл. Офицеров действительно не хватало, а сержанты оказались настолько намуштрованы, что только и отвечали: «Так точно!» и «Есть!».

– Четырнадцатый год. Прошёл три военные кампании, – я долго ждал продолжения ответа, но его не последовало. На суровом лице Прокса эмоции не читались, но выход из тупика нашёлся сам собой. Что-то в этом гвардейце было особенное, что заставило меня поверить в правильность своих действий.

– Внимание! Смирно! Гвардеец Прокс вам присваивается чин лейб-капрала. Через два часа жду у себя. В расположение, разойдись!

Не прошло и часа, как Прокс ожидал меня возле избы, где квартировал.

– Господин лейтенант, с вами желают поговорить, – доложил новоявленный ординарец.

– Почему не заходит?

– Так время ещё не подошло, вот и ждёт, а на улице холодно. Я его приглашал внутрь, в сени, но он отказался.

– Знаешь о нём что? Хотя, понятно, только прибыл, ещё не успел познакомиться.

– Уважают его, но и боятся, – тихо ответил ординарец.

– Зови. Как раз и отобедаем, накрывай на стол, – гвардеец Засскин правильно понял мой приказ. Быстро накрыл на стол, оделся теплее и вышел. Обратно не вернулся. В одиночестве вошёл только что назначенный мной лейб-капрал.

– Присаживайся, – указал на стол, – пообедаем, и, думаю, поговорить есть о чём.

– Вы правы, господин офицер. Для поговорить я и пришёл, пока приказ не ушёл на утверждение полковнику, но усаживаться за стол с офицером…

– Присаживайся. На обед всё равно не успеешь, а разговор, как понимаю, долгий.

Прокс осторожно уселся на край лавки. К началу разговора я не торопил, а разложил по тарелкам нехитрую снедь. Снабжение в гарнизоне было нормальное и крупы, и мясо попадали на стол не только офицерам, но и солдатам. Может не так много, как хотелось, но никто с голоду не умирал и сил на выполнение регулярных занятий хватало. Хотя была у меня мысль попросить полковника удвоить рацион гвардейцев. Пусть отъедятся пока в тылу, а то неизвестно, что ожидает нас там, за линией фронта.

– Господин лейтенант, – не притронувшись к еде, после длительной паузы, заговорил Прокс, – я не могу быть лейб-капралом. Разжалован я.

Слова Прокса меня не удивили. Теперь-то я понял, что в его взгляде бросилось в глаза – так смотрят не исполнители, а те, кто сам привык отдавать приказ.

– Я – разжалованный лейтенант. Бывший командир, бывшей двенадцатой пехотной роты двенадцатой армии его Императорского Величества Страниса Первого.

Вот тут я удивился и уставился на Прокса, но тот продолжал:

– За заслуги, меня, как знаю и вас, возвели в офицерский чин. Это было три года назад. Война только начиналась, – Прокс говорил медленно, подбирая слова. Изредка бросал взгляд на меня, но больше смотрел вниз, чуть склонив голову, словно Атлант, держащий на плечах непомерную ношу. – За что получил награду, думаю, неинтересно. Но за что разжалован, обязан рассказать.

– За неисполнение приказа? – предположил я и не ошибся. От моих слов Прокс вздрогнул.

– Вы правы, господин лейтенант. Я не исполнил приказ вышестоящего офицера. И вместо того, чтобы погибнуть, стоя на боевом рубеже, отвёл людей.

– Сколько жизней сохранил, когда, где, при каких обстоятельствах это было? – видимо мои вопросы удивили Прокса. Тот расправил плечи и уставился на меня. Было тяжело наблюдать, как в нём борются чувства вины, ответственности и долга. Но что приятно удивило, страха я не заметил.