В котельную вынесли для сжигания особо секретные документы. Однако их бросили. И они разлетелись по всему двору.

Пожарной и какой-либо другой охраны не было. Все просто сбежали. Противопожарное оборудование разбросано и украдено.

Пресечено хищение 100 пишущих машинок, 128 пар валенок, тулупов, 22-х мешков с обувью и носильными вещами, нескольких тонн мяса, нескольких бочек с сельдью и других продуктов…»

А в разграбленном личном кабинете смого (!) товарища Жданова обнаружены брошенными 5 совершенно секретных пакетов…»

И это всё о элитной верхушке великой и объединяющей партии большевиков?! Только тихо… Тс-с-с… Никому об этом…

В Москве царила растерянность, главенствовала безнаказанность, а желание спастись и выжить любой ценой привели к тотальному беспределу. Однозначно, власть потеряла в то время контроль над городом и людьми. Самоустранилась и дистанцировалась от обрушившегося на социалистическое общество глобального испытания.

Из своих нор, малин и схронов повылезали уголовники всех мастей. Они грабили магазины, богатые конторы. На особом счету у них были ломбарды и ювелирные магазины. Все вопросы решались на кулаках и с поножовщиной. Организованные группировки начали грабить эшелоны. Масла в огонь подливали заброшенные в тыл диверсанты.

Некто Коровин И. С. опубликовал пораженческий призыв к свержению «жидомасонской клики» Сталина под названием «Как охранить себя от холода». Пораженческий Манифест стал стремительно распространяться по рукам населения. Это поднимала голову подпольная организация «Союз спасения Родины и революции». Коровина, впоследствии, выловили и расстреляли в органах НКВД.

Наступил период «разброда и шатаний».

17 октября передовые части Вермахта достигли Химок. До Москвы немцам оставалось 19 километров. На Курском вокзале негде ступить-все лестницы, где только можно поставить ногу заполнены живыми телами, узлами, корзинами. Это напоминало разруху 1919 года, тиф и хаос. Режим Сталина словно растворился, а с ним и его идейный партийный аппарат. По норам разбежались НКВДшники, попрятались милиционеры. Жесточайший и казавшийся незыблемым режим в одночасье рушился на глазах. У людей пропадал страх к коммунистам. Вдруг, люди стали понимать, что с его исчезновением улетучивалась и советская власть. В женских парикмахерских не хватало мест, очередь за сутки вперёд. Дамы переговаривались в хвостах на тротуарах: «Немцы идут, надо причёски делать, марафет наводить». Многие считали, что после ужасов 1937 года страшнее уже ничего не бывает. Поговаривали: «А что, будем унижаться вместе со всей Европой!»

Но 20 октября властьимущие, наконец-то, прозрели и ввели в Москве осадное положение. Требования к гражданам города были очень жёсткими.

Приказ предусматривал применять к трусам, паникёрам, шкурникам, мародёрам и грабителям любые меры, вплоть до расстрела на месте. Расстреливали часто по делу и без дела. Слухи поползли по городу. Это охладило «горячие» головы.

Народ вздохнул облегчённо. Стало понятно, что не вся власть сбежала.

А 23 октября немцы были остановлены на подступах к Серпухову, Алексина, у Тарусы и у реки Нара. Люди поверили в возможный благоприятный исход.

В кинотеатрах вновь стали крутить фильмы «Дело Артамоновых», Свинарка и пастух», «Казаки Дона», «Боевой сборник №6», хроникальные журналы №99 и №100.

Заработало метро. На улицы выехали машины такси.

Впоследствии факт «московской паники» и партийных небожителей засекретили. Но шила в мешке не утаишь.

Вся страна что-то, где-то слышала и перешёптывалась. Даже на фронте бойцам было известно об октябрьских беспорядках и хаосе в столице.