– У меня нет кошки, – продолжала смеяться Марина, – А Малья, это такая джазовая певица. Поет в стиле cool-jazz. Я, как раз купила, ее альбом. Мне кажется, Вам понравится. В крайнем случае, мы с Вами послушаем Шаде. Кстати, простите меня, что я не включаю музыку в машине. Ее пластмассовый звук меня раздражает.
– Все нормально, – успокоил ее Борис, заметив, что они действительно, все это время, ехали в тишине, – мне не мешает. Ну, в смысле, мне музыка и в моей машине надоела. Так, даже комфортнее. Нужно будет тоже поэкспериментировать и поездить в тишине. Правда, для этого мне будет необходим хороший собеседник…
Борис вдруг замолчал, посмотрев в свое окно. Прямо за стеклом, на него, осуждающе, смотрела его жена, сидя в кресле, пролетающем сквозь припаркованные автомобили.
– Это вовсе не обязательно, – вернула его мысли, обратно в салон, Марина-секретарша, – поверьте. Совсем не обязательно…
Они еще немного пообсуждали свои музыкальные предпочтения, и резко перешли к обсуждению «женщин за рулем». Боря восторгался Мариной и ее умением объяснить необъяснимые вещи. Ему нравился ее открытый, звонкий смех, ее смелая непосредственность и магнетическое обаяние. До сих пор, он считал ее красивой женщиной-пустышкой, из числа тех, кого Господь награждает красивым телом, напрочь лишая внутренней красоты. И, вроде бы, она ничего такого не сказала, чтобы выдавало ее супер-интеллект, но во всем: в ее словах, ее взгляде и даже в ее смехе, чувствовалась какая-то особенная рассудительность. Это была не дура-секретарша. Это была уверенная в себе женщина – сильная и самостоятельная, умело пользующаяся своей идеальной внешней оболочкой.
– Мы приехали, – объявила она, и, выключив двигатель, потянулась за пакетом с едой.
Демонстрируя его тяжесть, Марина обеими руками вынула из-за сиденья бумажный пакет и поставила колени Бориса. Подняв голову, она на секунду задержала свой взгляд на его глазах, начинавших вновь заполняться неуверенностью.
– Мы никому не расскажем об этом дурацком приключении, – улыбнувшись, тихо сказала она, – даже Вашей жене.
Она подалась еще немного вперед, поцеловала его в уголок губ, и, резко вернувшись в свое кресло, шутливо скомандовала: «На выход, Борис Валерьевич!» Открыв дверь, она выскочила из машины, оставив в ней ошарашенного Бориса. Он подчинился и последовал примеру Марины.
«Что это было?» Будто клеймом горело то место, куда прикоснулось тепло ее губ, словно зияло отверстием в его голове. И, протянув через это отверстие незримый электрический кабель, кто-то подал разряд необъяснимых ощущений. Все пространство его головы заполнила необычайная какофония звуков. Он слышал шум ветра, гул трансформатора, звонкое биение его собственного сердца – оркестр, играющий странные симфонии, пчелиный рой жужжащих вопросов. Не помня себя, Борис вывалился из машины.
35
Вопреки ожиданиям Бориса, ее квартира не была похожа на жилище ведьмы, с лампадами и куклами Вуду. Не представляла она из себя и садомазохистскую келью юной потрошительницы сердец. Не было в ней ни железных кроватей с наручниками и цепями, ни бандажей и плеток, разбросанных по углам. Это была аккуратная светлая квартирка-студия в современном, минималистском стиле от IKEA, в теплых, молочно-кофейных тонах.
В прихожей, Марина освободила Бориса от его ноши, забрав у него ресторанный пакет, и предложила сесть на диван, стоявший почти на средине просторной прямоугольной комнаты. Она подняла крышку ноутбука от Apple, и комнату наполнили мягкие, доносившиеся откуда-то сбоку, серебряные звуки джаза. На маленьком столике перед диваном появились те самые креветки и два бокала для белого вина. Боря откупорил врученную ему бутылку и, глядя на присевшую напротив Марину, расположившуюся на толстом, молочно-белом ковре, наполнил бокалы.