«Мне понравилось. Передавай привет Борису», – гласил текст.

И все! При помощи тачпада, Слава подвигал ползунок, но, кроме пустого белого поля, ничего не обнаружил. Отсутствовала, даже ее подпись. Он взял в руки мышь и покрутил колесико. Результат был тем же. Ничего нового, повторное изучение текста, ему не принесло. Слава достал из пачки вторую сигарету и снова закурил, вглядываясь в единственную строку письма. Она всегда так делала. Она всегда повторяла за ним все, что делал он. Это была такая игра. Если он одевал очки, она одевала тоже. А когда он шел к машине, она, размашистым шагом, шла рядом, он садился в водительское сиденье, она, отталкивая его бедром, пыталась сесть за руль. Когда же он поворачивался к ней, чтобы прекратить безобразие, она делала свое лицо шутливо-строгим, и… они целовались. Вот и сейчас, стоило ему не поставить под письмом подпись, она ее тоже не поставила. Слава погасил недокуренную сигарету и, не отключая компьютер, лег на диван, закрыв лоб рукой.

19

Они встретились на выставке. Это был музей современного искусства. Майя была одета в головокружительное короткое платье, из легкого, как дуновение ветра, красного ситца, усыпанного мелкими белыми цветами. В руках она держала маленькую, белую лакированную сумочку. Ее длинные волосы были убраны в пучок, открывая, тем самым, ее длинную шею и красные листья сережек, серебряными гвоздиками, державшиеся за розовые мочки ушей. Минимум макияжа и максимум солнечного света – все это, делало ее такой свежей и притягательной, что Слава слегка онемел. Он изучал ее, не решаясь заговорить первым.

– Я так и думала, что Вы попытаетесь спрятаться за статую железного дровосека, – подойдя к нему, заговорила Майя.

– Этот костюм, великолепно оттенил собой маленькое красное совершенство, – приобретя дар речи, улыбаясь, ответил он, – Я даже подумываю, а не носить ли мне его вечно.

– Нет. Не нужно, – улыбнулась она. – Маленькому красному совершенству станет скучно. Ну, мы так и будем стоять, расточая друг другу дурацкие комплименты, или пойдем осматривать тайные закоулки Вашей железной скорлупы?

Слава пребывал в полном восторге от ее чувства юмора, восхищаясь ее умением подчинять ситуацию себе, наглым образом отнимая у него руль. Ее характером, позволяющем ей вжимать педаль газа в пол, не боясь вылететь с трассы.

– Кажется, я поняла, зачем ты меня сюда затащил, – резко перейдя на «ты», обратилась к нему Майя, разглядывая очередной сюрреалистический экспонат, – я прямо чувствую некий склеп, в котором хранятся все убиенные тобой женщины. Вон, та – бабочка с оторванными крыльями, а вот эта – чувственная пчелка с растерзанным сердцем. А вот, посмотри, эта картина просто гласит: «Этот гвоздик я берегу для тебя». И в центре этого стонущего безумия, возвышается огромный фаллический столб, символизирующий непомерное эго беззащитного романтического паучка, поселившегося в углу вашей спальни.

Она сделала шаг назад, развернулась и, приблизившись к нему вплотную, заглянула прямо в его глаза:

– Я не буду твоей мухой, Слава…

И, так же резко развернувшись, как ни в чем не бывало, радостно вскинув руки в стороны, громко произнесла:

– …Я в восхищении! Королева в восхищении!

– Ты не боишься пауков? – не найдя ничего другого, спросил Слава, следуя за Майей вдоль стен музейных залов.

– Нет, – все так же, весело улыбаясь, отвечала она, – Нисколечки. Нисколишечки. Вы, мужчины, наивно полагаете, что, впрыскивая в нас свой мерзкий паучий яд, вы обездвиживаете бедную, наивную стрекозку. Потом, ее остается только трахнуть и, оторвав крылья, пригвоздить на стену своей боевой славы. Но вы ошибаетесь…