– Шпионов разослала? – осведомился он, не приближаясь к ней.

– На нашей улице этого не требуется, Луций Корнелий. Слуги знают все, – возразила Юлилла.

– Надеюсь, ты не воображаешь, что я пришел сюда в поисках тебя? Потому что это не так. Я пришел сюда в поисках покоя.

Она действительно еще больше похорошела, хотя он не думал, что это возможно. «Моя девочка-мед», – подумал он. Юлилла… Имя сорвалось с губ, как капля меда. Как имя Венеры.

– Значит ли это, что я нарушила твой покой? – спросила она.

И до чего уверена в себе – необычайно для такой молодой девушки!

Он засмеялся. Ему удалось сделать так, что смех прозвучал легко, весело.

– О боги! Девочка, сколько же тебе еще расти! – воскликнул он, смеясь. – Я сказал, что пришел сюда в поисках покоя. Это значит, что я надеялся здесь его найти. Если подумать хорошенько, то ни на йоту ты не нарушаешь моего покоя.

Она все еще сопротивлялась:

– И вовсе нет! Это должно означать, что ты не ожидал увидеть меня здесь.

– Вот мы и пришли к тому, с чего начали, – к равнодушию, – сказал он.

Конечно, состязание было не на равных. У него на глазах она съежилась, потускнела – бессмертная стала смертной.

Лицо ее сморщилось, но ей удалось сдержать слезы. Юлилла только смотрела на него – озадаченно. То, как он выглядел и что говорил, никак не соотносилось с тем, что чувствовало ее сердце. А сердце говорило, что он попал в ее сети.

– Я люблю тебя! – сказала она, словно это все объясняло.

Он опять засмеялся:

– Что ты можешь знать о любви в пятнадцать лет?

– Мне уже шестнадцать!

– Послушай, дитя, – резко сказал Сулла, – оставь меня в покое! Ты не только назойлива и несносна, но уже становишься обременительной. – Он повернулся и пошел прочь, ни разу не оглянувшись.

Юлилла не разразилась слезами; но было бы лучше, если бы она заплакала. Неистовые и мучительные рыдания помогли бы ей понять, что она была не права. Что у нее нет ни шанса заполучить его.

Она направилась туда, где ждала Хрисеида, ее служанка, делая вид, будто разглядывает пустынный Большой цирк. Юлилла шла с высоко поднятой головой. Она была гордой.

– С ним будет трудно, – сказала она, – но ничего. Рано или поздно он будет моим, Хрисеида.

– Не думаю, что он хочет тебя, – сказала Хрисеида.

– Конечно он хочет меня! – фыркнула Юлилла. – Он отчаянно хочет меня!

Зная Юлиллу, Хрисеида предпочла смолчать. Вместо того чтобы попытаться урезонить хозяйку, она лишь вздохнула, пожала плечами:

– Поступай как знаешь.

– Я всегда так и делаю, – отрезала младшая дочь Юлия Цезаря.

Они молча направились домой. Это было для них необычно – обе считались болтушками. Госпожа и служанка были почти ровесницами – они и выросли вместе. Возле огромного храма Великой Матери Юлилла решительно сказала:

– Я откажусь есть.

Хрисеида остановилась:

– И как ты думаешь, к чему это приведет?

– Ну, в январе он сказал, что я толстая. Я и была толстой.

– Юлилла, ты не толстая!

– Толстая. Поэтому с января я не ела сладостей. И похудела, но еще недостаточно. Ему нравятся худые женщины. Посмотри на Никополис. У нее руки как палочки.

– Но она старая! – воскликнула Хрисеида. – Что хорошо для тебя, нехорошо для нее. Кроме того, твои родители забеспокоятся, если ты перестанешь есть. Они подумают, что ты заболела!

– Вот и хорошо, – молвила Юлилла. – Если они решат, что я заболела, так же подумает и Луций Корнелий. И забеспокоится обо мне.

Лучших и более убедительных аргументов Хрисеиды не могла и придумать, ибо она не блистала ни умом, ни здравомыслием. Поэтому она попросту залилась слезами, чем доставила Юлилле большое удовольствие.

Спустя четыре дня после возвращения Суллы в дом Клитумны Луций Гавий Стих слег с несварением желудка. Встревоженная Клитумна созвала полдюжины самых известных докторов Палатина; общий диагноз гласил: отравление пищей.