Рыцари Каролингов. Со средневековой миниатюры

«В 894 г. несчастным образом кончил жизнь свою Святополк, князь моравский, сосуд вероломства, который хитростью и коварством возмущал покой соседних стран и жаждал человеческой крови; умирая, он завещал своим не мир, а вражду». Писатель, несколько далее живший от театра военных действий Святополка, современник его Регино, называет моравского князя «мужем необыкновенного ума и хитрости». Но каким значением пользовался Святополк на далеком пространстве, это показывает нам царственный летописец Константин; несколько раз упоминает он о Моравии, везде называя ее Великой Моравией и Великую Моравию связывая с именем Святополка. Вот его отзыв о Святополке: «Князь моравский Святополк был храбр и страшен для соседних народов; он имел трех сыновей и, готовясь к смерти, разделил страну на три части и каждому сыну дал отдельную часть. Старшего по возрасту назначил великим князем, остальных двух подчинив его власти. Они убеждал их хранить мир и согласие на этом примере: связав три прута, дал их переломить старшему сыну; когда этот не мог сломать связки, предложил второму и затем третьему. Потом дал каждому сыну по одному пруту из этой связки, и они легко переломили каждый свой прут. Указывая на этот пример, он так говорил детям: если вы останетесь в любви и согласии между собой, никогда враги ваши не одолеют вас и не пленят; если же, из честолюбия и несогласия, захотите каждый верховной власти, отказывая в повиновении старшему брату, сами будете ослаблять друг друга и соседи-враги совершенно уничтожат вас». У родственных славянских народов, входивших в состав его великой державы, осталось воспоминание о Святополке; хотя в народном предании личность князя приобрела уже оттенок мифический, но замечательно направление, в котором разрабатывалась сказка. Козьма говорит о Святополке: «В том же году, как крещен был Борживой (в 894 г., по Козьме), пропал, как передает молва, Святополк, царь моравский, и более не показывался»; далее Козьма, по своим соображениям, объясняет, что Святополк мучился сознанием несправедливости своей против Арнульфа, на которого «он несправедливо и неблагодарно поднял вооруженную руку, забыв, что Арнульф подчинил ему не только Чехию, но и другие страны от Чехии до реки Одры и по направлению к Угрии до реки Грона… в глухую, темную полночь, тайком сел он на коня и, выбравшись из лагеря, направился к одному местечку на горе Цобере, где несколько времени тому назад три пустынника построили на его иждивение церковь, в огромном непроходимом лесу. Доехав до этого места, заколол коня, меч воткнул в землю и, при наступлении дня, явился к пустынникам; они не узнали его, постригли, одели в монашеское платье, и он жил с ними, не открывая своего сана; только когда почувствовал приближение смерти, объявил, кто он». Титмар Мерзебургский сохранил воспоминание о протяжении Моравского государства далеко на запад и о зависимости от Святополка славян полабских до Магдебурга: «Мораване в царствование Святополка были нашими господами. Наши предки платили ему каждогодную дань; он имел епископов в своей стране, по имени Моравия». В самой Моравии сохранилось до сих пор в народе воспоминание о справедливости Святополка и близости его к народу. Регино, Видукинд, Козьма и Титмар дают ему царский титул.

Но важнейшим явлением царствования Святополка остается и останется не то, чего он достиг своими усилиями, не его объединенная из славянских народов держава, которая сразу после его смерти и начала разлагаться; но то дело, против которого он ратовал, дело, которое не им начато и которое он не переставал тормозить. Имя Святополка в истории славянской церкви приобретает совершенно другой оттенок, чем в славянской истории вообще. Здесь, в связи с Мефодием, Святополк много теряет своей обаятельности и величия. Тут мы видим его жалким орудием немецкой партии, недальновидным человеком, во всем доверившимся креатуре немецкого короля Викингу, который обманывает его до самого 893 г. В самом деле, пристрастие Святополка к иностранцам военного и духовного сословия весьма выдается, при всей скудости известий из того времени; ни архиепископ Мефодий, ни один из его учеников, по смерти его, не вошел в милость князя Святополка.