у того креста у Леванидова

сидит Соловей Разбойник

Одихмантьев сын.

Вот здесь он и сидел, – показал на старый дуб с большим дуплом у тропы, по которой мы шли к дому таинственного Генерала.

– Может быть, и в том доме живёт Соловей Разбойник, скрываясь за прозвищем Генерал?

– Неужели вы не знаете, что здесь раньше было славяно-русское поселение? – проигнорировал мою колкость Чевычелов.

Я, действительно, что-то слышала об этом, впрочем, не вдавалась в подробности.

Заброшенный яблоневый сад, где уже наливался солнцем белый налив¸ плавно переходил в дубраву, начинающуюся в огромном овраге, который издали можно было принять за пропасть, но не за бездну, а этакий подземный лес, который тянется кронами в наземный мир и даже к небу. А, может, звёзды и сами с присущим им любопытством заглядывают в поросший дубами овраг, как в колодцы, хоть и не могут усилить, отражаясь, мерцание.

– Пришли, Инга Николаевна, – гордо показал Чевычелов на грядки с капустой, тянувшиеся к старенькому одноэтажному дому, как будто посадил их сам.

– Здесь, явно, кто-то живёт, – озвучила я то, что было итак очевидно, хотя отсутствие в доме дверей и стёкол в окнах утверждало обратное.

Правда, внутри в одной из комнат обнаружился совсем ещё новый диванчик с красной обивкой и пожелтевший рисунок, сделанный, по-видимому, чёрными чернилами, в простой деревянной рамке, изображавший в гордый профиль даму в шляпе и с веером.

Больше никаких примет жизни, кроме пустых вскрытых консервных банок, мы с Чевычеловым не нашли.

– Интересно, кто эта дама? – заинтересовался вдруг он, хотя лицо не было чётко прорисовано, видимо, художник писал портрет не с натуры, да и был, скорее, любителем, но Чевычелову хотелось играть в детектива. – Может, жена… Но значит, она жила не здесь, иначе все бы знали о ней… Н-да, не слишком подходящий интерьер для генерала. Скорее, беглый заключённый…

Я промолчала в ответ, и в этой тишине отчётливо хрустнула ветка.

– Тссс! – зашипел мой спутник, хотя в этом не было надобности, и, крадучись, направился к двери.

Я последовала за ним.

– Яблоко упало, – разочарованно поднял Чевычелов спелый плод – настоящее наливное яблочко, только блюдечка с золотой каёмочкой не хватало. – Но вы ведь тоже слышали шаги?

– Кажется, да, – пришлось мне признаться.

– Конечно! – надкусил яблоко Чевычелов. – Он увидел нас и убежал. И больше никогда не вернётся!

Мне пришлось успокаивать паникёра, что кем бы ни был Генерал, в любом случае и прозвища случайно не дают, и заслужил он его, точно, не за трусость.

– Будем надеяться, – согласился Чевычелов.

Когда мы покидали странный дом, снаружи было так же безмятежно, и хотелось потревожить эту подозрительную тишину.

– Эй! Есть здесь кто-нибудь?!

– Кто-нибудь, кто-нибудь, кто-нибудь… – ответило моим голосом Лесное Эхо.

– Тише, тише, Инга Николаевна, – забеспокоился Чевычелов. – Не вспугнёте его…

– Кого его? Генерала?

– Нет, эхо. Оно здесь особое, живое. Вы разве не слышите сами? Оно отвечает тем же голосом, но с другими интонациями.

– Эй, Эхо! Ты, правда, живое? – крикнула я ещё громче.

– Правда живое… живое… живое…

Рядом в овраге хрустнули ветки, и к дому вышел, нет, не Генерал, а оленёнок. Взглянул на нас и убежал обратно в лес.

– Вот это да! Здесь ещё и олени живут!

– Говорю вам, это удивительное место, Инга Николаевна… Не будем беспокоить красоту. Пока мы здесь, Генерал всё равно не вернётся, если не хочет, чтобы его рассекретили… Лучше нагрянуть завтра.

По пути в гостиницу мы остановились у реки. Завидев вдали молодых людей с биолокационными рамками и лопатами, Чевычелов покрылся красными пятнами и закричал, что неизвестные воруют наши ископаемые на том самом месте, в общем, вы помните… Да, такой комичный персонаж, иначе не скажешь, ведь я собираюсь писать об этом, пожалуй, роман, попался мне в спутники.