Ее голубые глаза, в которых раньше отражалась печаль и переживания, ожили, и теперь в них горели радостные огоньки. Вся она была какая-то простая и домашняя. В прямом цветочном сарафане на тонких бретелях, слегка приоткрывающих высокую грудь, с заплетенными в тугие косы русыми волосами, уложенными по округлым плечам, она полностью гармонировала с окружающей обстановкой и привносила в атмосферу уют и спокойствие.

Тихомир вздохнул и, расправив затекшие спину и конечности, встал с лавки – голова была тяжелой, мысли путались, уж больно много накануне было переговорено.

Отодвинув занавесь каморки, Тихомир увидел угугукающего Петра.

Тот сыто улыбался.

У Тихомира засосало под ложечкой.

Он пощекотал сына за щечку:

– Первый мой… Раз!

Послышался скрип открываемой двери, и в покоях молниеносно распространился аромат пирогов. Живот Тихомира призывно заурчал.

В каморку вошла Марфа:

– Пойдем в горницу – стол уже накрыт.

Тихомир вопросительно огляделся.

Марфа разгадала его мысли:

– Пожитки уже сложила в сундук.

И со вздохом добавила:

– Только вот это все сам ложи.

Сабля, завернутая в тряпицу, лежала на лавке.

Тихомир развернул ее – блеснуло серебро узорчатой рукояти.

Затем Тихомир развернул еще один сверток и погладил рукой отцовский револьвер.

Он улыбнулся с прищуром – теперь с собой был компактный, но увесистый ящичек с патронами.

Тихомир выглянул из-за занавеси – никого:

– Иди первой, я немного попозже – за тобой.

Когда Марфа вышла, он быстро на цыпочках зашагал к красному углу, по пути доставая из-под привязанного под мышкой неприметного мешочка какой-то сверток в черной плотной бархатке.

Прислушавшись, он быстро встал на лавку и упрятал сверток за образ.

После они сидели на заднем дворике в тени среднерослых яблонь раннего белого налива с шаровидной от старости кроной. Яблони были редко усажены созревающими плодами, скрытыми под листвой. Листья были крупные, и через них с трудом пробивалось краснеющее к закату солнце.

Тихомир вспоминал объяснения Афанасия:

– Слово плод одного извода со словами площадь, область, облако и…

Марфа, словно в продолжение его мыслей, указала Петру на дерево:

– …Яблоко!

Петр внимательно посмотрел в направлении ее руки.

Но Тихомиру показалось, что он смотрит куда-то вдаль, минуя крону – прямо в небо.

По небу реяли редкие облака, и Тихомир полушепотом произнес:

– Реять, роиться, редко, радуга, радость…

– …Рай, – дополнил его Тимофей.

Тихомир улыбнулся.

Петр резко вскинул голову вверх. Все посмотрели вслед за ним – высоко над головой, широко раскинув могучие крылья, реял красавец орел.

Тихомир гордо произнес:

– Орел и реять – слова одного извода!

Тимофей рассмеялся:

– Видно, ты был хороший ученик в «школе» моего брата Афанасия!

Тихомир, довольный собой, ответил:

– Да, я остолоп!

Тимофей потрепал его по плечу:

– Я знаю, что в древние времена все обучение проходило под деревьями – как и у нас сейчас. А учитель школы был как ствол, как столб этого дерева, и назывался ее столпом – столп школы, столп науки.

Тихомир стал серьезным:

– Позволь мне стать твоим учеником – остолопом!

Тимофей так же посерьезнел:

– Коль готов, так давай…

Марфа подключилась к разговору и спросила Тимофея:

– Скажи мне, сколько священных писаний ты изучил?

Тот призадумался, как ей ответить.

– Хвала Богу! – начал он и, посмотрев на Тихомира, поправился: – Хвала Всевышнему! Я изучил все возможные священные трактаты. Знаю основы всех мировых религий: христианства, ислама и буддизма, и всех их ответвлений, знаю иудаизм, индуизм и другие национальные религии. Это были и исходные книги, и со временем переделанные.