– Помолчи, а? – отец обувался в прихожей. – Достала!

И ушёл, хлопнув дверью. Ню заглянула осторожно в ванную, дёрнула мать за цветастый халат и тихо спросила:

– Мам, а когда мы в цирк пойдём?

Мать выпрямилась, стряхнула с рук пену и непонимающе посмотрела на дочь.

– Какой цирк?

– Ты вчера обещала, в подарок.

– Я обещала? Не помню, – мать вернулась к своим занавескам. – Некогда мне по циркам ходить. Все вопросы к твоему отцу. Купил бы машинку, загрузили бы мы её с тобой и пошли бы, куда захотим. Хоть в цирк, хоть в зоопарк или просто гулять. Мы гуляем, а она стирает. Красота!

«Жалко, что у нас нет машинки», – подумала тогда Ню.

Такой и была мама. Легко давала обещания, так же легко потом от них отказывалась. Часто зависела от настроения. Могла приласкать, а через минуту кричать и обзываться. Ню давно перестала обращать внимание на её слова. Другое дело – отец. Слово он держал твёрдо. Потому и обещал что-то крайне редко. Но уж если говорил, обязательно делал. Только в одном обманул он дочь, зато по-крупному. Ню была совсем маленькой и лежала в больнице с воспалением лёгких. Она почти умирала.

– Что ты хочешь? – спросил тогда отец. В его глазах стояли слёзы. – Я всё сделаю.

Ню попросила больше не пить и не ругаться с мамой.

– Всё, что угодно, – ответил он. – Только бы ты поправилась.

Ню выздоровела, вернулась домой, где её окружили невиданными прежде вниманием и заботой. Летом отец достал путёвку в заводской санаторий и пусть тот находился не на море, а всего лишь в Подмосковье, девочка провела в нём счастливейшие недели своей жизни.

Позднее всё повторилось с утроенной силой. Отец возвращался с работы пьяным, мать начинала кричать, разгоралась драка. Ню кричала. Она панически боялась, что однажды они поубивают друг друга. Наблюдать молча она не могла. Страх копился в животе, поднимался вверх, разрывая изнутри тело, и вырывался наконец наружу долгим и протяжным криком, который ничего не менял и почти не приносил облегчения. Орать Ню могла до посинения. Занятые собственными разборками родители не обращали на неё никакого внимания.

Лишь однажды Ню очутилась в эпицентре скандала. Мать разбила отцу нос, метнув в него тарелкой. Кровь хлынула ручьём. Отец, закрыв лицо руками, рухнул на пол, а Ню всерьёз решила, что он умирает. Мать подбежала и принялась колотить отца ложкой по голове. Этого девочка не вынесла и сломалась. Подбежала к отцу, обхватила руками и закричала так, что даже стаканы в серванте задрожали. Мать отхлестала её по щекам и заявила, что её вообще не касаются их разборки, что она не должна лезть во взрослые дела, и к ней это всё не имеет никакого отношения. Всю ночь Ню проплакала от стыда и беспомощности. А на следующий день, когда отец ввалился в квартиру и на четвереньках замер в коридоре, она спокойно оделась и пошла на улицу. Её никто не остановил, и она до темноты бродила по городу. Через год родилась Шустрик, и через несколько лет они уходили уже вдвоём.

И вот теперь Ню снова обманулась. Машиной вины в том не было ни грамма. Просто так сложилось, что ей прощалось то, что другим грозило записью в дневнике, вызовом родителей или словесным замечанием. Когда Ню стучала по столу пальцами, ей велели прекратить, потому что делала она это, по общепринятому мнению, нарочно. Маша могла хоть обстучаться неуправляемой ногой о парту. Ню постоянно снижали оценки за неразборчивый почерк, Машины каракули удостаивались твёрдой «пятёрки» за старание. Но самым серьёзным стало даже не это. У новенькой обнаружилась ещё одна общая с Ню проблема – она боялась отвечать у доски. С места – пожалуйста. Пусть медленно и сосредоточенно, но дело шло. У доски словно кто-то перекрывал кислород. Маша сипела, жадно глотала воздух и не могла произнести ни слова.