Я не сразу поняла, что он спрашивает о сыне. О маленьком мальчике на полу в детской, которого некому обнять.

– Вы правы, он будто в коконе, – заметила я. Когда-то подруга дала мне книгу о проживании горя, но сейчас я не могла вспомнить ни слова. – И ему не хочется выбираться.

Ноздри Кайлена дрогнули, черты лица потяжелели. Ответ ему не понравился. Видимо, мне надо было выглядеть лихо и придурковато, отвечать так, как он хочет услышать, и сулить золотые горы. Обычно те, кто так делает, получают премии и со временем выбиваются в начальство.

– Я вас для того и нанял, чтобы вы заставили его выбраться.

«Заставили». Вот как. Не помогли, не спасли – заставили.

– Вы похитили меня, насколько я помню, – я представила, как сейчас завуч рассказывает о том, как я пропала у нее на глазах, и мне захотелось рассмеяться.

Над головой министра проплыла одинокая искра. Должно быть, он пытался сдержать раздражение.

– У меня не было другого выхода. Королева должна увидеть нормального ребенка, а не это… – губы дрогнули, словно Кайлен сдерживал ругательство, – существо.

Мне захотелось вымыть ему рот с мылом, чтобы он больше никогда не сказал такого о Джолионе.

– Я очень рассчитываю на вас, Юлия. Я очень надеюсь. Вы не представляете, сколько лопат сейчас копает мне могилу.

Это было предсказуемо. Чем выше ты забираешься, тем больше рук хотят сбросить тебя с вершины горы.

– У вас есть психиатры? – спросила я. – Мальчику нужен детский психиатр.

Кайлен усмехнулся.

– Есть, конечно, вот только таких болезней у нас нет. Именно психиатры и посоветовали мне искать иномирянку.

Мне казалось, что в его груди сейчас вызревает пламя. Дракон готовился расправить крылья и исторгнуть огонь.

– Что будет потом? – спросила я. – Королева приедет, увидит нормального ребенка, уедет… а потом? Он так и будет жить надрессированной собачкой?

Движение Кайлена было молниеносным. Только что он стоял в стороне – и вот приблизился, и от него пахнет огнем, грозой и болью, и темные глаза смотрят на меня с такой ненавистью и горечью, что я не могу отвести взгляд. Тяжелая горячая рука легла мне на шею – почти легла, не хватило совсем чуть-чуть – и по коже скользнули едва уловимые языки огня.

Он сожжет меня, если захочет. Сожжет и будет искать другую иномирянку.

– Думаете, я не вижу, что он страдает? Думаете, мне безразлична его боль? – лицо Кайлена дрогнуло, и за ним я увидела призрак оскаленной драконьей пасти. – Или вы считаете, что я ничего не потерял? Что мне не больно?

Я дрожала от макушки до пяток. Мне никогда еще не было настолько страшно. Чужая воля подавляла, заставляла склонить голову, упасть на колени, умоляя о пощаде.

– Когда любят, то говорят «никого не потерял», – не знаю, каким чудом я удержалась на ногах. – «Ничего» это про вещи, а не про людей.

Кайлен отвел руку. Рот сжался в нить, словно он приказывал себе: молчи, а то наделаешь таких дел, что придется долго жалеть.

– Я помогу вам, – едва слышно выдохнула я. – Но прежде всего вы должны помочь себе сами.

Что-то в этом роде мне говорил врач, когда я не хотела жить. Максим сказал, что я сама во всем виновата – надо было тверже стоять на ногах, когда толкают. Свекровь сказала, что жена, не способная рожать – обуза, которая не нужна в доме. А врач… врач просто делал свою работу без любви и ненависти.

Кайлен кивнул.

– Помогите, – произнес он. – Да, помогите нам.

***

Бабушка Тоня всегда говорила: ложись на новом месте – приснись, жених, невесте. Я тогда была в средней группе детского сада, моим женихом был Андрюха, который еще писался в постель во время тихого часа, и я его жалела, отдавала свой полдник, но вот во сне видеть не хотела.