– Но уже три века не было никаких провалов. Никаких монстров, что едят людей, никаких морских змеев. Мир стал спокойным и безопасным местом, – сообщил Ник. – Спрашивается: зачем платить Драконий налог? Зачем дарить драконам субсидии на строительство их башен? Почему они не такие же граждане, как все остальные?

Я неопределенно пожала плечами.

– А если снова будет прорыв? Тогда драконы опять всех спасут.

Ник рассмеялся.

– Юлия, вы непередаваемо милы. Теперь нас спасут не драконы, а лазерное оружие. Изобретенное, кстати, совсем не драконами.

Я кивнула. Фонд былых заслуг хорошая вещь, но иногда и он исчерпывается до дна. Особенно если человек бредет с работы, на которой вкалывал двенадцать часов, и видит, как мимо проезжает дракон в роскошном автомобиле – и имеет эту роскошь просто потому, что ему повезло родиться драконом, а не потому, что получил ее своим трудом и талантом.

– Да, тут несложно стать революционером, – согласилась я. Ник понимающе кивнул.

– Драконы, разумеется, не хотят быть такими, как все. Никак не могут смириться, что им нашлась замена. Вот, смотрите, – он приподнял манжет рубашки и продемонстрировал мне глубокий шрам на запястье. Выглядело жутко: казалось, кто-то хотел отрубить ему руку.

– Кто это вас так? – поежилась я. – Дракон?

– Дракон, – кивнул Ник. – Знаете, за что? За то, что я написал статью в университетскую газету о том, что давно пора уравнять драконов с людьми. Там вышла отвратительная ситуация: на вечеринке один из старшекурсников подлил дряни девушке в стакан, потом изнасиловал ее – она даже не понимала, что происходит. Угадайте, что ему за это было?

– Ничего не было, – ответила я. В этом мире была магия и драконы, но он ничем не отличался от моего. Если у тебя будут деньги и власть, то все законы пишутся не для тебя, а для остальных.

– Совершенно верно. Он потом взял меня за руку, выпустил коготь и сказал, что лучше мне закрыть рот, пока он не взял за шею.

– Но вы не закрыли, – сказала я. Ник мне понравился. Было в нем что-то очень искреннее, настоящее. Люди, которые сражаются за правду, не могут не нравиться.

– Не закрыл, – ответил Ник. – Хорошо, что в моем журнале адекватное начальство.

– Это всегда хорошо, – согласилась я и увидела, как в кафе входит водитель, который привез меня сюда.

– Медира Юлия, – он подошел к столу, сделав вид, что не заметил, что я не одна. – Мадс звонил, нам пора.

– Хорошо, – кивнула я и, когда он вышел, сказала: – Спасибо за кофе, Ник. И за разговор, он был гораздо лучше, чем кофе.

Ник улыбнулся, вынул из кармана визитницу и протянул мне карточку. «Ник Хоннери, «Современный взгляд», журналист», – прочла я. Какие странные буквы – сплошь квадраты с точками и хвостиками, но я прекрасно могу читать.

– Позвоните, как будет время, – сказал Ник. – Или напишите. Мало ли, захотите сходить на выставку или в кино…

– Захочу, – уверенно ответила я и протянула ему руку. – Спасибо.

И только сев в машину, я поняла, что за все время, проведенное в музее, ни разу не вспомнила ни о Кайлене, ни о Джолионе. Машина вырулила на проспект и помчалась по свободной полосе – асфальт был украшен отпечатками драконьих лап.

– Что-то с мальчиком? – спросила я. Водитель нахмурился.

– Проснулся и сразу начал кричать. Раньше с ним такого не было.

***

Я услышала вопль Джолиона, когда автомобиль въехал в ворота. Машина остановилась: я увидела, что Мадс сидит в траве, прижимает к себе извивающегося мальчика и качает, пытаясь успокоить. Джолион вопил на одной ноте, крутил руками перед лицом, и мне казалось, что ему страшно. Невыносимо страшно.