Сапожников смутился. Ольга его по имени-отчеству никогда не величала. Она пристально посмотрела на сковородку, которую в спешке прихватила с собой, ультимативно заявила:

– Ничего тебе не обломится.

– В смысле? – не понял Сапожников.

– Твоя выдра разбудила в шесть утра. Сказала, что если займу хотя бы рубль, отомстит. Людку давно знаю, с нее станется. Разбирайся с нею сам.

Дверь захлопнулась. Семен вернулся в свою квартиру. С пустым кошельком в городе делать нечего. Сняв трубку, набрал номер Кирилла Нефедова. Тот жил в частном секторе, в получасе ходьбы пешком. Кирыч тоже работал бурильщиком, на хиловатой установке, созданной на базе вездехода ЗИЛ-131, сто метров бурения для нее потолок. Парни познакомились в «Угаре», откуда бригады развозили на вахтовках по буровым точкам, разбросанным по всему Крыму. После окончания курсов Сапожников впервые отправлялся в поле в новом статусе. К нему подошел парень лет тридцати: добродушное лицо с широкими скулами, карие глаза, тонкие губы, свидетельствующие о жестком характере.

– Слышал, едешь менять Лохматого. Будь с ним аккуратней, особо не выпендривайся. Он племянник главного геолога. Будешь борзеть, в два счета из «Угара» выпрут. Если не за пьянку, так за предпосылку к аварии.

– Он что, молочком и квасом пробавляется?

– Тоже мне остряк-самоучка, – не поддержал иронию Кирыч. – На буровых пьют все, включая водителей. Но трезвенники иной раз попадаются. Мой сменщик, например, добровольно закодировался. Теперь в вагончике по вечерам над спицами колдует. Кстати, связал мне классный свитер с рисунком. Тигр как живой. Того и гляди укусит.

С той поры, встречаясь на базе, Сапожников и Кирилл обменивались новостями, обсуждали тонкости ремесла. Кирыч, проработавший бурильщиком дольше Семена, не скупился на дельные советы. Больше всего Семену нравилось, что новый приятель не относился к нему покровительственно, считал ровней.

Трубку взяла мама Кирилла, раздраженно известила, что он с утра куда-то умотал, неизвестно, когда вернется. Оставалась слабая надежда встретить в городе знакомых. Одалживаться Сапожников не любил, но сегодня моральными принципами придется пренебречь.

Выйдя из хрущевки, Сапожников понуро побрел к троллейбусной остановке. Издалека заметил приближающуюся блондинку в белой расклешенной юбке чуть выше колен и черной блузке с короткими рукавами. На плече сумочка. Когда подкатил рогатый транспорт, девушка уселась возле окна. Он примостился рядом. Незнакомка извлекла из сумочки книгу в красном переплете, углубилась в чтение. Сапожников, повернувшись к окну, скучающе разглядывал серые пятиэтажки, лишенные какого-либо намека на архитектурные излишества, озабоченных старушек, снующих с авоськами по улицам, весело щебечущих девчонок, передвигающихся стайками, и думал, что будь его воля, запретил бы читать в общественном транспорте. Это явное неуважение к пассажирам, вынужденным коротать время в праздных размышлениях. Да и читать во время движения вредно для глаз. Семен покосился на книгу. Незнакомка передвинула ее поближе к соседу, молчаливо приглашая оценить текст. Пробежав глазами несколько строчек, Семен нахмурился. «Каждая из этих партий стремилась к разрешению так искренне и серьезно, а под конец отказывалась от него с такой благородной самоотверженностью, что была как бы совершенной элегией на неотъемлемую от всего прекрасного бренность и на неотъемлемую в конечном счете от всех высоких духовных целей сомнительность». М-да, элегия на бренность и сомнительность. Замутил автор, что и говорить. Сам-то понял, что написал? Семен с недоумением покосился на соседку, неужели ей нравится это зубодробительное чтиво? Мозги опухнут, пока до конца книги доберешься. Незнакомка, заметив его взгляд, обворожительно улыбнулась, на ее щеках появились небольшие ямочки.