– Не расстраивайся. У нас еще июль и почти весь август впереди.

***

Колонна тяжелых грузовиков, миновав центр города, свернула на узкую улицу. Остановилась на маленькой площади у старинного помпезного особняка, украшенного высокими ребристыми колоннами. Передовой КамАЗ дернулся, как стреноженный конь, зашипел тормозами и заглох. Из кабины выбрались буровой мастер Алексей Чернихин, одетый в полосатую рубашку с пятнами пота под мышками, и бурильщик Андрей Мореный по прозвищу Лохматый. Голый по пояс, он стоял нетвердо, раскачиваясь, как маятник Фуко, ибо успел по дороге опорожнить две бутылки вина «Голубая долина», прозванного в народе «Долиной смерти» за отвратительный вкус и убойную хмельную силу. Лохматым его прозвали из-за густой иссиня-черной шевелюры – жесткие курчавые волосы не поддавались расческе и торчали дыбом. Андрей смахивал на цыгана: смуглая кожа, нос с легкой горбинкой и завораживающие угольные глаза, пронизывающие собеседника насквозь. «Знаю, что украл обсадные трубы, а глядит с такой невинностью, будто не он, а я их стибрил», – жаловался, бывало, Чернихин жене на лучшего в бригаде бурильщика.

Бурового мастера окружили водители грузовиков. Они перегнали прицепы и возжелали вернуться к ночи в Симферополь. Алексей Петрович мог бы напомнить, что рабочий день у них ненормированный, за что и получают доплату, но отпустил шоферюг с легким сердцем. Бригадный водитель водовозки дотащит прицепы куда нужно.

К Чернихину подтянулись подшефные – второй бурильщик Сергей Тювелев и помбуры Антон Горелый и Степан Сазонов.

– Куда станок ставить? – поинтересовался Лохматый.

Не в силах справиться с окаменевшей шеей, застуженной в дороге, он повернулся к Чернихину всем туловищем.

– Пошли, покажу.

Миновав особняк, они свернули в узкий проулок. Слева ютились одноэтажные убогие хибарки местных жителей, а справа до конца улочки тянулась высокая ограда из ракушечника. За нею виднелась кипучая зелень сквера. Для отдыха горожан он явно не предназначался: на широких железных воротах висел большущий старинный навесной замок.

– Надо же, такой и фомкой не сковырнешь, – уважительно оценил Лохматый.

– От таких ловкачей, как ты, смастерили, – усмехнулся Чернихин.

Ключом замысловатой формы бурового мастера снабдили еще в Симферополе. Выудив его из кармана брюк, Чернихин без труда справился с замком. Распахнув скрипучие крылья ворот настежь, бурильщики двинулись по широкой асфальтированной аллее, на полпути обнаружили клумбу с цветами. В центре торчала скульптура из белого камня: мальчик с галстуком на груди, уперев левую руку в бок, прижимал к губам горн. Будил пионеров. Неизвестный скульптор постарался – вдохновленный восходом солнца горнист понимал, какую трудную задачу выполняет: мало найдется пионеров, готовых ранним утром оторваться от подушки.

– Где бурить будем? – поинтересовался подоспевший Тювелев.

– Здесь, – указал Чернихин на середину клумбы.

– А горнист?

– Не переживай, завтра уберут.

– Ого! Здесь и озерко есть! – раздался из-за деревьев удивленный голос Лохматого.

Махонький пруд, метров пятнадцать в диаметре, с невысокой оградой из красного кирпича, для купания не предназначался. По тихой антрацитовой воде неслышно скользили два лебедя. Вероятно, ручные. Один из них, увидев людей, подплыл поближе. Замер, кокетливо наклонив голову.

– Цыпа-цыпа, – Лохматый наклонился и, потеряв равновесие, с шумом плюхнулся в воду.

Испуганный лебедь, взмахнув крыльями, мигом оказался на противоположной стороне. Пруд оказался глубоким. Лохматый, не умеющий плавать, отчаянно замахал руками, погрузился в воду с головой. Товарищи хохотали и ничего не предпринимали для его спасения. Чернихин, упав животом на ограду, ухватил потенциального утопленника за рубашку, с трудом вытащил на сушу.