Маша с редкой для девушки профессией математика была хороша собой и крайне непритязательна к жизненным роскошествам. Одевалась она аккуратно, но очень скромно – по средствам. Ее подчас легко было спутать со студенткой, приехавшей в столицу из скромной и глубокой провинции. Разумеется, только по одежде и украшениям, по внешней стороне. Вечерами Маша говорила о новой повести Анатолия Приставкина, и с каким трудом ей удалось на день добыть журнал, в котором был напечатан искомый текст. Она рассказывала о прочитанном и варила неизменные макарошки в съемной квартире двух молодых ученых. Порой я спрашивал молодую и крепкую семью о будущем, о детях, собственном жилье и стабильности, но Маша и Миша отшучивались, укоряя меня общением с биндюжниками. А потом опять говорили про горы и строили планы, на чем бы еще сэкономить, чтобы снова уехать в поход.

Не готов сказать, как именно мы перестали общаться. Случайно, пожалуй. Сначала они уехали в горы, потом у меня была сессия. Потом я болел, потом выпуск, потом искал работу.

У меня появилась более-менее постоянная девушка, чуть-чуть подправившая курс корабля. Теперь я сравнивал всех девушек не с Машей, а со своей избранницей, свои же поступки мерил не по Мише, а по ожиданиям ненаглядной. Как в песне, мы расстались мирно, без ссор, обид, недопониманий и упреков. У них своя жизнь, у меня своя. Но маленький кусочек сердца прочно закрепился за моими Машей и Мишей, прекрасными друзьями далекой юности.

Двадцать лет с тех пор прошли, как один день. Чего-то я таки в жизни добился. Смотрю в зеркало – просто картинка. Чудь седоватый профессор с бородой, респектабельной женой и двумя подрастающими детьми. Мы ездим на профессорские встречи, общаемся по вечерам с коллегами по работе или просто сидим у камина в собственном доме. Супруга любит рассказывать дочерям, как уберегла меня от сползания к профессии грузчика, и девчонки смотрят в мою сторону негодующим взором. Видно, сама мысль о том, что их папа мог оказаться простым лямочником, повергает их в гнев. Но я обнимаю всех домашних, прижимая к себе, и, как могу, высказываю благодарность за то, что спасли, уберегли, сохранили.

Ночь смыкает глаза, и я тихонько спускаюсь вниз, дабы посмотреть фильм про горы и ветра, сила которых сравнима только с мужеством альпинистов. Я шлю привет Мише и Маше, и тут же усыпаю в кресле у телевизора…

Мишу я встретил как-то мельком. Я бежал куда-то по улице, и меня окликнул абсолютно седой старик, в чертах которого Михаила можно было углядеть с большой натяжкой. Мы обнялись и стали сразу о чем-то говорить. Я увлек Мишу за собой в ближайшее кафе. Тот как-то сконфузился, бормоча о забытом дома кошельке. Я строго наругал его за мещанский подход и заказал все меню еды. На второе решили взять водку. Миша долго ел, тщательно пережевывая пищу, и молча глотал рюмку за рюмкой.

Единственное, что я успел понять: японцы не выделили какой-то грант, отчего, собственно, он сейчас на мели. Также я понял, что Миша давно не женат на Маше, уже почти двадцать лет. То есть они расстались практически сразу, как прекратились наши вечерние посиделки. Лезть в душу я не стал.

Миша как-то мимоходом сказал о новом Машином воздыхателе, богатом и влиятельном бизнесмене, сходу искупавшем Машу в брендовой одежде, дорогих украшениях и кружевном женском белье, разумеется. Сам же Миша сейчас женат, я так и не понял, какой раз. Понял, что женат он недавно, что избранница молода, и у них годовалый ребенок.

Миша вдруг потерял связную речь и упал лицом в салат. Я вызвал такси и полночи угадывал домашний адрес по найденной в его кармане записной книжке. Супруга Михаила встретила меня с телом на руках со стоическим видом. Мы дотащили Мишу до кровати, и она ловким движением стянула с него обувь. Заплакало дитя. Девушка убежала, но вскоре вернулась с малечей на руках. Я стал предлагать какую-то помощь, совать деньги и визитку, но Мишина супруга лишь устало покачала головой. В ответ она предложила мне макарошек, и я, отказавшись, с испугом вылетел на улицу, даже не узнав ее имени.