– Неужели в этом деле есть смягчающие обстоятельства, которые позволят настолько сильно сократить срок?

– Пока не разберемся как следует, не узнаем. Но предположим, что такие обстоятельства действительно есть. Разве будет справедливо, если о них никто так и не узнает, а Канна проведет в заключении всю свою молодость, которую ей уже никто не вернет? Убийц изолируют от общества больше чем на десять лет. Если этот срок удастся значительно сократить, вся жизнь Канны может сложиться совершенно иначе.

На секунду за столом воцарилась тишина. Наконец Цудзи задумчиво кивнул и сказал: «Да, действительно…» Кажется, слова Касё его сильно впечатлили. Воспользовавшись паузой в разговоре, я бросила взгляд на свои часы. Приближалось время дневных консультаций.

– Извините, я пойду, мне уже пора на работу. В целом я поняла ситуацию.

Стоило мне сказать, что я собираюсь уходить, как представители сильной половины человечества, будто очнувшись, все как один осушили свои стаканы воды и начали вслед за мной подниматься из-за стола. Они, вторя друг другу, говорили, что им тоже нужно возвращаться на рабочие места.

Мы расплатились и вышли из кафе. На улице нас ждал сухой и холодный воздух. Офис Касё находился неподалеку, поэтому он сразу попрощался с нами и направился в его сторону. Всем остальным нужно было попасть на станцию Отяномидзу. Мы шли в гору вдоль небоскребов, и гуляющий ветер пронизывал нас до самых костей. У станции мы попали в толпу студентов из университета поблизости.

Проходя через турникет, Китано сказал:

– Может, это не заметно сразу, но у Анно сильно развито чувство справедливости. Поэтому я его и уважаю. А ведь многие адвокаты не хотят браться за уголовные дела.

В темно-синем деловом костюме Китано выглядел очень солидно, но голос его при этом звучал на удивление молодо.

– А я, наоборот, думала, что для адвокатов уголовные дела – самые привлекательные.

– Нет, на самом деле на них денег не заработаешь. У нас был однокурсник, толковый юрист, вот он занимается исключительно юридическим сопровождением сделок по покупке иностранных компаний, живет сейчас в высотке в районе Акасака.

– Богатые любят забираться повыше. Наверное, все-таки приятно смотреть на людей сверху вниз, – сказал Цудзи, пока мы спускались по лестнице на платформу. Меня позабавило его меткое замечание.

Это странно, но мне пришло в голову, что ровно так же, как у визуально очень разных фигур – шаров, конусов и цилиндров – есть нечто общее, а именно лежащий в их основании круг, так и внешне непохожих друг на друга пассажиров, ожидающих свои поезда, объединяет желание вернуться после работы домой. Мы втроем шли по платформе, подол моего плаща то и дело приподнимался, обнажая ноги в колготках.

– Хоть вы с Анно и не кровные родственники, у вас много общего… или, точнее сказать, вы производите похожее впечатление, – произнес Китано.

– Мне тоже так показалось, – согласился Цудзи, а затем достал из кармана пиджака телефон и отошел, прикрывая рот рукой. Наверное, ему позвонили по работе.

Мы с Китано остались наедине, наши взгляды встретились. От его открытой улыбки мне стало чуть спокойнее.

– Что касается подсудимой, может быть, поняв мотив, мы сможем говорить и о смягчающих обстоятельствах. Но лично я думаю, что в итоге ей все равно дадут лет тринадцать-четырнадцать.

Как и говорил Касё, это огромный срок, особенно для юной девушки. Она проведет в тюрьме всю свою молодость, самые важные в жизни годы, и выйдет на свободу в лучшем случае лет в тридцать пять… При этом я плохо себе представляла, как много может сделать адвокат для человека, совершившего настолько немыслимое в глазах общества преступление, как убийство собственного отца.