Со временем прокуратор привык к еде, чего нельзя сказать о всепоглощающей местной скуке – каждый день Эримарк просыпался с мыслью о том, что начался ещё один скверный день в этом захолустье. Скука была похожа на пыльное серое одеяло, душное и беспросветное, не опасное для жизни, но давящее днём и ночью. В Змеином Камне не происходило решительно ничего, кроме мелкого воровства и пьяных драк, и за то, что он проходит службу в забытом всеми шахтёрском посёлке, прокуратор проклинал начальство, богов, судьбу и даже самого Императора. Скука грозила рано или поздно свести с ума, Эримарк начал прикладываться к бутылке дрянного пойла всё чаще, и в пьяных мечтах своих фланировал по центральным улицам столицы в ярком камзоле с нашивками Корпуса, играючи разоблачая злодеев и кружа головы дамам. Вероятно, так бы всё и продолжалось, и однажды прокуратор сгинул бы в пучине провинциальной тоски, если бы не один случай, что произошёл спустя полгода после назначения.

Как-то ночью случилась кража: у одного из местных стянули фамильную ложку (Эримарку было смешно, что дремучие люди так ценят простые столовые приборы, но внешне он казался вполне серьёзным). Конечно, сделал это кто-то из своих – сосед по шахтёрскому забою или один из промышлявших в Змеином Камне местных воришек – но прокуратор по своему обычаю не вникал в дело слишком глубоко. Как раз в это время в таверне остановился какой-то непритязательный доходяга, путешествующий в столицу с абсолютно неясной целью в полном одиночестве. По виду он напоминал одного из тех жучков, что вечно вращаются на дне общества, стремясь занять хоть какое-то место в преступной иерархии, но, не имея способностей сделать это, довольствуясь мелкими поручениями и осознанием собственной мнимой важности. Прокуратор увидел его лишь раз, всё понял, и в голове у него сложилась воистину гениальная схема. Двое аборигенов, бывшая воровка Бинди и её любовник здоровяк Клайд, за небольшую сумму согласились помочь: ночью пробрались на второй этаж трактира и испачкали глиной сапоги постояльца. Следом вошла личная стража прокуратора, господин Эримарк путём нехитрых умозаключений установил, что такая же глина есть возле дома бывшего владельца фамильной ложки, и доходягу приговорили к тридцати ударам плетью. То, что никакой фамильной ложки в его вещах обнаружить не удалось, прокуратора совершенно не смутило – он выдвинул предположение, что постоялец успел спрятать её или пропить, отдав кому-то из местных жителей. Несмотря на слабые возражения пострадавшего шахтёра, отчаянные вопли доходяги, сомнительные взгляды старосты и открытого презрения Винфрида Маута, приговор был приведён в исполнение.

К всеобщему несчастью, здоровье не позволило наказуемому выдержать все тридцать ударов, и бедняга скончался на глазах у посёлка, но тут вины Эримарка вроде и не было – ведь никто не виноват, что человек оказался столь слаб, не так ли? В столицу ушёл торжествующий рапорт за подписью прокуратора и двух свидетелей из числа его прихвостней, Эримарк ради такого случая откупорил бутылку приберегаемого хорошего вина и крепко задумался. Схема ему понравилась, и вскоре представился ещё один случай – так как в Змеином Камне долгое время ничего путного не происходило, случайный полунищий путник был обвинён в государственной измене (соответствующее письмо от сообщников нашли в его рюкзаке) и под стражей отправлен в Скирот. Вскоре пришла расцвеченная вензелями и печатями благодарность Императорского прокурорского корпуса, и господин Эримарк окончательно вошёл во вкус. Удача, словно только и ждала, пока умник-прокуратор её оседлает, решила осыпать его дарами – аккурат после убийства Креза в посёлке остановился очередной странствующий одиночка. Прокурор навёл справки – проезжающий мужчина не выглядел ни богатым, ни знатным, ни даже семейным. Скорее всего, очередной авантюрист без племени и рода, которого никто никогда не хватится.