Отвечать экзаменуемый мог начинать с любого вопроса, делая пояснения тут же рисунками в черновой тетради. Никакими пособиями, схемами и подсказками пользоваться не разрешалось – все нужно было знать и чертить на память. Если тот или иной ответ не удовлетворял экзаменатора, он вписывал в журнал один-два дополнительных вопроса. Если экзаменатор оставался удовлетворенным, вопросы мог задавать любой из присутствующих. При ответах обращали внимание и на умение проявить находчивость, смекалку. Часто задавались каверзные вопросы, чтобы посмотреть, как человек будет выкручиваться в сложной ситуации.
Мы, представители командования, ставили два-три вопроса по организации службы или техники безопасности. В обязательном порядке каждый офицер должен был знать действия своих подчиненных в смене в случае возникновения той или иной ситуации: в эту минуту матрос в таком-то отсеке поворачивает такую-то ручку, а несколькими секундами позднее мичман в соседнем отсеке нажимает такую-то кнопку. Было чрезвычайно важно освоить эти действия теоретически, но все понимали, что предстояло еще подготовить соответствующим образом личный состав.
В результате экзамен для каждого длился полтора-два часа с лишним. Затем экзаменуемый выходил за дверь, а экзаменаторы обсуждали оценки за каждый ответ и проставляли их в журнал. В зависимости от результатов принималось решение: допустить к самостоятельной работе или назначить переэкзаменовку. После этого оценки и выводы сообщались экзаменуемому под расписку.
Нет сомнений, что, если бы так экзаменовали на всех объектах повышенной опасности, не было бы у нас Чернобыля и других трагических событий, в том числе на подводном флоте. На нашей лодке, поскольку она была первой, нештатных ситуаций возникало достаточно и во время испытаний, и в походах, но личный состав всегда действовал уверенно и четко. А секрет простой: глубокие знания по специальной подготовке, строгое выполнение эксплуатационных инструкций и твердые практические навыки. А если удавалось проявить и находчивость, тем лучше. И в этом порядке, устанавливаемом в экипаже еще до спуска корабля на воду, залог безопасного плавания. Именно поэтому, отправляясь не в самом лучшем состоянии на Северный полюс, и экипаж, и командование нашей лодки были уверены в успехе.
Говоря о заложенных с самого начала добрых традициях, нельзя не отдать должное прозорливости нашего командира. Многие часы проводя на экзаменах, а потом находясь на пульте управления ГЭУ, Осипенко внимательно приглядывался к действиям корифея атомной науки А. Александрова, прислушивался к его рассуждениям. Вывод, который он извлек для себя и сделал основополагающим для всего экипажа, в глазах военных моряков казался странным: на подводной лодке главное не вооружение, а ядерные установки, возможности и опасность которых до конца еще не выявлены.
Отсюда философия поведения экипажа на борту лодки: с атомной энергией обращаться только на «вы»! Не браться за сложные операции, не отработав предварительно простые. Действовать без суеты и спешки. Не предпринимать ничего, не зная точно, какими могут быть последствия.
Этот же принцип положен в основу инструкций по управлению подводной лодкой при первых испытаниях на море. Те командиры, которые считали все эти строгости излишней перестраховкой, позднее на трагических примерах убеждались в их справедливости. Там, где личный состав обращался с новой техникой с легкостью циркового жонглера, где организация службы допускала нарушение эксплуатационных инструкций и где при испытаниях и эксплуатации ГЭУ действовали самонадеянно, неизбежно возникали аварии с тяжелыми последствиями.