За месяц боев немцы и австрийцы потеряли 150 тысяч человек убитыми и ранеными. Русские – 15 тысяч убитыми, 50 тысяч получили ранения.
Русские части вновь вернулись к Перемышлю, и крепость снова оказалась в осаде. Сражения продолжались еще более месяца.
Ранним утром, еще затемно, Елисаветградский полк готовился к переправе через Неман. Солдаты грузились на плоты, и каждый, перед тем как отплыть, размашисто осенял себя крестным знамением и негромко говорил:
– Господи, помилуй!
Глядя на старших, перекрестился и Родион Малиновский. Ему было очень страшно. Все уже знали, что форсировать Неман придется, по всей видимости, под огнем неприятеля. Но, пока не рассвело, может быть, не заметят? Господи, спаси и помилуй!
Плот с пулеметчиками двинулся по реке, солдаты торопливо гребли саперными лопатками. Вот уже близко берег…
Рядом с ухом что-то противно свистнуло, и тут же по воде градом зацвиркали пули. Унтер-офицер заорал:
– Жми!
Плот почти вылетел на берег. Солдаты подхватили пулемет, Родион – коробки с патронами. Заняли позицию на берегу. Впереди уже шел бой, трещали выстрелы. Эхом долетели крики «Ура-а-а!».
Унтер прислушался:
– Наши в атаку пошли… Давайте, ребятки, вперед!
Перебежали, заняли новую позицию. Только установили пулемет, Родион поднес коробку с патронами.
– Молодец, Родька! – похвалил унтер. И тут же скомандовал остальным: – Зря патроны не расходовать, открывать огонь только по моему приказанию!
Рядом с Малиновским как будто с неба свалился мальчишка в шинели и с винтовкой, по виду – ровесник. Перезаряжая винтовку, толкнул Родиона в бок.
– Подвинься ты, корова. Разлегся…
– Сам ты корова! – возмутился Родион. – Здесь пулемет, не видишь? Вали давай отсюда!
Наглый сосед не успел ничего ответить – унтер-офицер громко скомандовал:
– Огонь!
Сухо затрещал пулемет. По щитку то и дело щелкали пули. Родион пригнул голову.
Откуда-то слева донеслась команда для пехоты:
– В атаку!
Мальчишка, лежавший рядом, подскочил, выставил перед собой винтовку и побежал вперед, туда, где под низкими облаками метались крики, грохот разрывов и свист пуль.
Пулемет строчил. Малиновский, ничего не соображая, автоматически подавал ленты. Бой казался бесконечным. И вдруг пулемет замолчал. Впереди, нарастая волной, разрасталось многоголосое «Ура-а-а!»
Унтер-офицер поднял голову над щитком, вгляделся куда-то вдаль и встал во весь рост. Широко перекрестившись, с чувством сказал:
– Слава тебе, Господи! Погнали немца.
Пулеметчики, собрав имущество, шли к ближнему лесу. Оттуда появилась небольшая колонна пленных. Они понуро брели, опустив головы.
Пулеметная команда остановилась, со жгучим любопытством рассматривая немцев. Кто-то удовлетворенно сказал:
– Отвоевался, герма́н…
В конвое шел с винтовкой наперевес знакомый мальчишка. Завидев Родиона, он остановился и жестом бывалого солдата забросил винтовку за плечо.
– Здорово! Тебя, что ли, Родькой зовут?
– Ну…
– А меня Петькой, – он протянул руку, – будем знакомы.
Они пожали друг другу руки. Петька вдруг замялся.
– Ты, говорят, умеешь это, как его… А хочешь колбасы? – он вытянул из-за обшлага шинели полкольца колбасы и протянул Родиону. – Вот, у этих нашли, у германцев. Бери, вкусная!
Родион, смущаясь, взял колбасу.
– Спасибо…
Петька приободрился.
– Слушай, а ты меня это, ну, научишь читать? Я сам из деревни. А тут это… А за корову прости, что ли. Само выскочило.
Малиновский с облегчением хмыкнул, хлопнул Петьку по плечу:
– Ладно. Сам ты корова!
Петька заливисто засмеялся. Оглянулся на проходящую колонну и бросился догонять. Уже на бегу крикнул: