Поскольку, как показано выше, даже элементарно грамотных среди призывников из сибирской деревни, да и городов, было очень мало, в войсках постоянно испытывался дефицит ефрейторов и унтер-офицеров. По штатам 1910 года в пехотной (стрелковой) роте на 180 рядовых полагалось: 1 фельдфебель, 4 взводных унтер-офицера, 16 младших унтер-офицеров, 20 ефрейторов. Всего 41 чел.[140] Реально же, в четырех маршевых ротах, отправленных из Томска на фронт 11 декабря 1916 г. на 903 рядовых приходилось 27 унтер-офицеров, 51 ефрейтор и 32 окончивших учебную команду[141], т. е. на роту приходилось 6–7 унтер-офицеров и 13 ефрейторов, всего около 20 младших командиров. В маршевой роте, отправленной оттуда же 8 декабря на 212 рядовых имелось в наличии 7 унтер-офицеров и 3 ефрейтора[142]. Поэтому в конце сентября 1915 г. перед отправлением в Псков четырех очередных рот пополнения в 38-м Сибирском запасном стрелковом батальоне сразу 60 рядовых переименовали в ефрейторы[143].

Данное обстоятельство заставляло командование выдвигать на должности даже взводных командиров более-менее расторопных рядовых. В связи с этим в архиве сохранилась информация о показательной в этом плане истории, имевшей место в августе 1915 г. в Новониколаевске в тогда еще 38-м запасном батальоне. Представляет она заключение военно-прокурорского надзора Омского военно-окружного суда от 5 сентября 1915 г. по делу о стрелке части Прокопии Матвееве, который обвинялся: «1. В том, что он 1 августа 1915 года в день отправления его с маршевой ротой он, самовольно отлучившись около 6 часов утра в гор. Ново-Николаевск из места своей службы, из 38-го Сибирского стрелкового запасного батальона, расположенного в это время лагерем около означенного города, пробыл в отлучке до 2-х часов дня того же 1-го августа, когда добровольно явился в лагерь; 2. В том, что тогда же и там же, во время нахождения описанной в п. 1 самовольной отлучке, привел себя в нетрезвое состояние до потери приличного для воинскому званию вида… 3. В том, что тогда же и там же, будучи задержанным по дороге к лагерю капитаном Ксиопеком и направляясь, согласно приказанию названного капитана Ксиопека, в сопровождении прапорщика Даниловского, в свою часть, он, обвиняемый, умышленно позволил себе по отношению к нему сказать, обращаясь к названному обер-офицеру, что он не имеет права забирать его, обвиняемого, так как он такой же взводный как и он, обвиняемый, а на приказание прапорщика Даниловского молчать и следовать за ним, возразил «Вы только здесь такие прыткие, а вот посмотрим, что на войне»[144].

Подготовка новобранцев в запасных частях сибирских военных округов в рассматриваемое время осуществлялась унтер-офицерами и фельдфебелями постоянного состава под руководством офицеров. Уже говорилось, что к осени 1917 г. львиную долю офицерского корпуса составляли выходцы из крестьян. Подтверждают этот вывод и данные по Сибири. Так, сословный состав юнкеров Иркутского военного училища на 1 января 1915 г. выглядел следующим образом: из 316 обучавшихся, детей дворян насчитывалось 31 (9 %), чиновников и офицеров – 59 (18,8 %), почетных граждан – 14 (4,5 %), духовенства – 48 (15,1 %), купцов – 5, мещан – 75 (23,7 %), крестьян – 84 чел. (26,5 %). На 1 декабря 1916 г. эти показатели на общее количество юнкеров в 279 чел. составили: дворяне – 17 (6,4 %), детей офицеров и чиновников – 31 (11,1 %), почетных граждан – 22 (8 %), духовенства – 39 (14 %), купцов – 3, мещан – 48 (17,2 %), крестьян – 112 (40 %), прочих – 7 чел. На середину января 1917 г. в 1-й Омской школе прапорщиков из 196 обучавшихся выходцы из крестьян составили 104 (53 %), мещан – 68 (34,7 %)