Один раз нашему расчету это удалось. Мы с Бикбаевым работали за наводчиков: он – по вертикали, я – по горизонтали. И когда рукав, вдруг усохнув после наших выстрелов, стал падать, все замерли, а, уверовав в такое везение, взорвались упоенным «Ура-а!».
Перед моими глазами мелькали тогда небо, пушки и лицо капитана Луца, с улыбкой глядевшего, как наводчиков, то есть нас с Данькой, качали всем взводом. Прямое попадание – это не фунт изюма. Это финал стрельб – нет больше мишени, и стрелять не по чему! Это пятерка всей батарее и досрочная дорога на зимние квартиры… Серега Толчин стоял в те минуты чуть в стороне и снисходительно так посматривал, словно на детскую забаву. Он исполнял обязанности старшины батареи вместо надевшего лейтенантские погоны Кузнецкого…
Да, думал я, шагая по бронзовой роще, два года могут столько наворотить, что мало не покажется. Вон как мы все изменились, и я в том числе. После того, как я смазал Сереге по губам, как-то враз почувствовал себя уверенней. Хотя и потрепал мне тогда нервы Кузнецкий. Ради кулаков я даже записался в секцию бокса, и тренер нашел, что в мухачи вполне гожусь. В мухачи я не собирался. Важнее было, чтобы я мог переть буром на кого угодно. Увы, сила не в кулаках. Они не помогут уговорить Дину. Разве что золотые погоны уговорят?..
Я шагал меж белых стволов. И опавшие листья хрустели под ногами точно так же, как в нашу последнюю отпускную встречу.
Я любил смотреть на освещенные окна. Они хранили людские тайны, и тени на занавесках воспринимались как бесплотные духи тысячи и одной ночи. Одно далекое окно на втором этаже было для меня окном надежды. Из него на огороженный широкий двор пробивался зеленоватый свет. Иногда на подоконнике появлялась цветочная ваза. Значит, она заметила меня и скоро появится из подъезда…
Я лежу на своей солдатской кровати и не сплю. Данька уже видит десятый сон. Наши кровати стоят вплотную, и головы покоятся на подушках в метре друг от друга. Я тоже стараюсь заснуть, но мешает окно моей надежды.
И еще я представляю огромное окно служебного кабинета, в котором лежат наши личные дела. Мы ждем приказа министра обороны о производстве в лейтенанты. Нам уже выдали офицерскую форму, и мы, протянув под курсантский погон портупею и смачно поскрипывая хромачами, заполонили город и взбаламутили карауливших женихов девчат. Только денег у нас пока еще нет. И золотистых погон с двумя маленькими звездочками тоже нет. Их вручат нам после подписания приказа…
И вот этот долгожданный день наступил. Выпускников собрали в клубном зале. В президиуме на сцене наш начальник училища с золотой звездой и укороченной ногой. И мы, наутюженные, надраенные и готовые к бою. В зале уже нет курсантов. Здесь все офицеры. Идет распределение выпускников по военным округам. Те, кто окончил училище по первому разряду, имеют право выбрать округ, где начнут свою офицерскую службу. Фамилии перворазрядников зачитывает майор, начальник отдела кадров.
– Андреев!
– Прикарпатский.
– Алиев!
– Северокавказский…
Мы с Серегой тоже можем выбрать округ, где начнется наша пэвэошная служба. Данька недотянул до первого разряда. Но все равно мы трое решили ехать на Дальний восток, туда уж точно места останутся.
– Ты слышишь, народ Прикарпатский выбирает, – говорит Сергей и поворачивается ко мне всем корпусом. – А ведь мы дураки. На восток всегда загнать успеют.
Я машинально киваю головой.
– Вот она синяя птица, – шепчет Сергей. – Слышишь, Ленька, где живут синие птицы?
– Зайцы, – поправляю я.
– Зайцев я придумал, чтобы не повторяться. Про синюю птицу даже песня есть… Давай махнем в Прикарпатье, а, Лень?