От невероятной боли сознание Тихона скукожилось, уступая место могущественным и вечным импульсам, дремавшим в глубинах его души. Они заставили Тихона отбросить все, что воспринимал его взгляд и прочие органы чувств, и без сомнений отдаться во власть подсознания. «Ты видишь и чувствуешь то, что заставляет тебя видеть и чувствовать разум!» – примерно такая мысль зазвенела в образовавшейся пустоте.

Не зная, сам ли он крикнул это себе или кто-то чужой на миг проснулся внутри его разума, но Тихон прекратил вой и устремил взгляд не куда-то в стороны, а внутрь и в бесконечность. Как такое возможно, притихший разум отказывался понимать. Но страх перед болью и смертью отступил. Тихон вдруг увидел глаза девчонки. Той няньки с младенцем. Глаза беспомощные, умоляющие, чтобы защитил, спас.

Тихон ощутил губами острые грани камней. Сообразил, что лежит на земле, по локоть погрузив руки в рыхлый песок. Он осторожно вытянул их и с предельной ясностью понял, что произошло невероятное: руки его целы и никакого огня нет. Можно было предположить, что тварь своей невероятной способностью навела морок с целью остановить его, и ей это не удалось. Но куртка – куртка была опалена! Оба рукава расплавились, превратившись в лохмотья.

Не теряя времени на раздумья, Тихон поднялся на ноги. Теперь он и не думал отступать. Тварь же нерешительно попятилась, когда он двинулся к ней. Она отступала шаг в шаг. Тихон видел ее морду, похожую на сморщенное лицо старика, на ней отразилось искреннее удивление. Ему почудилось, что тварь роется в его мозгах, стараясь докопаться до причины, которая помогла человеку не поддаться ее стараниям избавиться от помехи. Очевидно, тварь пришла к какому-то выводу, и копошение прекратилось. Воздух перед Тихоном вдруг задрожал, искривились и заколыхались развалины, как будто в мареве над костром, и существо спряталось в этой зыбкой пелене. Будь Тихон в очках, он смог бы разглядеть, куда двинулось это марево, позволяя твари улизнуть. Но колышущийся сгусток воздуха слишком быстро исчез. А с ним и чудище.

Кто-то коснулся его плеча. Тихон судорожно дернулся, не ожидая прикосновения, и, обернувшись, увидел девчонку. И прежде всего – глаза ее, преисполненные благодарности. Не было сомнения, что они не привиделись ему: необычно зеленые, цвета молодой травы, с тоненькими прожилками желтого на радужке, будто слабенькие лучики солнца пробиваются из черной глубины зрачков.

Тихон опустил взгляд и заметил малыша, которого девчонка держала на руках. Похоже, что произошедшее минуту назад не произвело на младенца ни малейшего впечатления. Он агукнул и улыбнулся Тихону.

– Это Сармат. Албаста хотела его забрать, – сказала девчонка.

– Албаста? – переспросил Тихон.

– Так называют этого демона! – раздался сзади дерзкий мальчишеский голос. – Сказок не слыхал, что ли?!

Тихон совсем забыл о мальчишке. Довольно бойкий на вид, со жгуче-черными сверлящими глазами, и такой нахально-смелый, будто это не он стоял здесь только что, напуганный до смерти тварью, не в силах пошевелиться.

– Сармата хотела забрать, – повторил за девчонкой мальчишка. – Забрала бы и ушла. Так иногда бывает. Ты помешал.

Он говорил это спокойно, будто подытоживал случившееся, намеренно избегая эмоций. Совсем по-другому отреагировала девчонка.

– Дядя Амантур и тетя Рахат сказали мне погулять с ним, но не отходить далеко... – на глазах ее выступили слезы. – А я не послушалась...

Она вдруг расплакалась, а следом заревел и младенец.

– Все хорошо, хорошо... – старался успокоить ее Тихон. Ему вдруг захотелось дотронуться до дрожащих плеч девочки, погладить по голове, приласкать, как собственного ребенка. Но остановила боль воспоминаний. О давно потерянном. О том, чего никогда не вернуть. Как будто кол воткнули в грудь...