Новый одобрительный возглас разнёсся над толпой, и Маров-старший вынужден был повернуться к Георгию. Мужчина продолжил, словно ничего и не произошло.

– Конечно, это правильно. Георгий Борисович, просим.

Девушки мигом отпустили Велеславского. Распорядитель подошёл с факелом к другу, тот принял его и направился к помосту. Пламя бушевало. Хорошо, что поднялся ветер и огонь, танцующий вокруг древка, скрыл как у Георгия дрожат руки. Дойдя до помоста Велеславский остановился.

Жрец совершал последние приготовления: шептал слова наставлений и славил богов, что должны сопроводить душу в Навь. Закончив первую часть обряда, он достал ритуальный нож, подошёл к Мирине и одним ударом в сердце оборвал её жизнь. Затем вытер лезвие от крови и спрыгнул с помоста, безучастно продолжив шептать обрядовые вирши.

Велеславский, дождавшись разрешения жреца, опустил факел, поджигая нижние ветки. Они застрекотали, вспыхнули и перекинулись на доски, пропитанные горючей жидкостью. Пламя охватило их в одно мгновение. Затем занялась и ладья, поглощая в неистовом пламенном танце и тело князя, и тело женщины по имени Мирина. Дым поднимался высоко и уносил их обоих за границу Яви. Теперь они воссоединятся и смогут жить так, как им захочется, без сплетен и злых языков.

Лиза дёрнула Людмилу за руку.

– Пройдёмся? Я хочу уйти, пока они вновь не бросились славить деда или унижать брата.

Людмила согласилась, но скрыться только вдвоём им не удалось. Горничная Лизы и один из дружинников Велеславских увязались за ними. Хотя те и шли на почтительном расстоянии, лишь сопровождая девушек и не вступая в разговор, это не избавляло от чувства скованности.

По городу начинались гуляния. На главных улицах и площадях в скором времени накроют столы. Пить, есть и веселиться – нельзя топить князя в слезах.

Лиза хотела тишины, и девушки свернули к городскому парку. Под деревьями лежал снег, солнце растопило только парковые дорожки. Пока они пробирались подальше от шума и веселья, промочили себе все ноги. Зато здесь почти не было людей. Только редкие прохожие, да вернувшиеся птицы, что устроили перекличку над головами. Людмила вспомнила чёрных пернатых тварей из сна с Алексеем и вздрогнула.

– Я должна тебе кое-что сказать, – княжна Чернышёва остановилась.

– Говори. Хуже, чем вся эта церемония, ты уже не сделаешь. У деда – крепостная любовница! Зато это наверняка перекроет новости, что мой брат – молод и глуп.

– Ты ещё забываешь, что мой отец – убийца.

– Это вообще уже не сенсация. А вот Мирина завтра будет во всех новостях.

– Сильно же нужно любить, чтобы уйти с человеком так.

Людмила поёжилась. Её отец и мать тоже любили друг друга, но княжна была уверена, что Софья Фёдоровна не пойдёт за отцом. Она будет сражаться до последнего. Такой уж характер был у княгини Чернышёвой. Вот устроить страшную жизнь врагам мужа или после его смерти отправиться в храм и увести за собой дочь, чтобы прервать род – это по-царски.

– Наверное, очень сильно.

– Нужна смелость, чтобы так поступить, – если сейчас Лиза скажет, что отправилась бы вслед за Алексеем, Людмила не сможет ей рассказать.

Но, на счастье княжны, Лиза всегда оставалась собой.

– А мне кажется, это безответственно. Ведь у тебя остаются дети, обязательства, тот же народ. Крепостные, о которых нужно заботиться. А если вы уйдёте вдвоём, то кто позаботится о тех, кого вы оставляете?

– Лиза, я заходила в сон Алексея.

– Что? Почему не сказала?

– Говорю сейчас.

– Когда это было?

– Вечером. Он правда заложил бомбу в машину и пытался убить Георгия.

– Врёшь! Это сны, ты сама мне говорила, что видишь образы, а не конкретные факты. Сны лишь отражение, а не реальность. Сама говорила!