– Земли Сотрясатель, Нави Хранитель!

Величайся дед змеиный,

Кто от начала времён во Нави скрыт.

Склонись солнце на закат,

Над урочищами, над глубокими водами,

Подымись-проявись.

Вот те невеста

Лепа, мила, телом бела,

Прими её во чертог свой.

Пламя ярко вспыхнуло и подняло к потолку чёрный дым. Клубами он перекатывался по комнате, погружаясь в котлован и растягиваясь до самого балкона, будто стремился слиться с вечерней тишиной городской окраины.

Вспышка боли на мгновение ослепила Людмилу. На шее словно сомкнулся раскалённый ошейник. Она вскрикнула, но лишь молчаливый друг жениха удивлённо посмотрел на неё. Людмила прикрыла рот рукой, губы пересохли и задрожали, на глазах проступили слёзы. Казалось, она находится не здесь. Закружилась голова, но Людмила устояла на ногах. Слова жреца доносились теперь будто через воду. Разом отказали и глаза, и уши. Звук натыкался на преграду, глаза видели слабо, тело отказывалось подчиняться.

Оцепенение продлилось не больше минуты. Боль уходила, оставляя после себя горячую пульсацию в шее. Людмила словно вынырнула из кипящего чана. Вернулись звуки, едкий запах дыма, очертания комнаты и голос жреца.

– Готов ли ты, Алексей из рода Тимофеевых, стать защитником и продолжателем своего светлого рода?

– Готов, – голос Алексея звучал твёрдо и уверенно.

– Готова ли ты, Елизавета из рода Велеславских, стать хранительницей семейного очага и продолжить род Алексея из рода Тимофеевых?

– Что ты творишь! – знакомый голос прозвучал как выстрел.

Слух не обманул Людмилу. Она развернулась и увидела нежданных на этом торжестве гостей. Голос принадлежал лучшему другу Людмилы и брату Лизы – Георгию Борисовичу Велеславскому.

Княжна Чернышёва не видела его целый год. Георгий возмужал, даже подрос и отчего-то коротко постригся, на манер того, как ходили в народе. Одет по военному: крылатый тёмно-зелёный мундир, в руках – пистолет. Лица в полумраке не разглядеть.

Мужчина рядом с Георгием был Людмиле не знаком. Княжна сощурилась, пытаясь разглядеть второго гостя: на ногах высокие военные сапоги, но одет не в форму. В руках, как и у друга, пистолет. Большего увидеть не удалось – незнакомец стоял у самого входа и всё ещё оставался наполовину в тени.

– Прошу сохранять спокойствие! Девушки могут подойти к господину Велеславскому. А вы, господа, задержаны, – мужчина сделал несколько шагов. Походка была сбивчивой: то ли оступился, то ли хромал.

Молчаливый друг Алексея решил не вступать в споры, а сразу выхватил пистолет. Людмила увидела, как Велеславский резко взмахнул рукой. Друга жениха отбросило в сторону. Георгий не мог знать, что там котлован. Людмила зажмурилась. Нелюдимый друг Алексея так и не произнёс ни слова. Крика не было, только тело с хлюпающим звуком пронзило штырями. У Людмилы перехватило дыхание.

Нужно было хватать Лизу и прятаться, но ей не дали сделать и шага. Княжну Чернышёву грубо схватили и притянули к себе. Костлявые белые руки жреца не давали возможности вырваться. Где-то сзади послышались быстрые шаги, за спиной завозились, посыпалась крошка. И снова всё затихло.

Что-то холодное сначала упёрлось в бок, потом в шею и затем в висок. Руку выкрутили так, что княжне пришлось согнуться вперёд. Людмила боялась пошевелиться, малейшее движение сталкивало её с противным холодным металлом.

Княжна Чернышёва чувствовала дыхание жреца. Он шептал ей в волосы, и каждое его слово отзывалось раскалённой болью в шее.

– Храни, что родом отмерено.

Верши, что родом повелено.

Из тлена живот даруй в Нави,

Да милуй в посмертной доле!

– Немедленно отпусти её! – Георгий, видимо, растерялся. Друг привык всегда использовать свои способности как неоспоримый аргумент, не увязая в диалогах, а зачастую и в мыслях, но теперь медлил.