– Скоморох смешит, а ты радуешь. Чуешь разницу-то, боярышня? – лук положил и руки за спину убрал от греха подальше.

– Тётка Ольга смеялась. И ты вот… – Настя и сама улыбнулась. – Так-то посмотреть, лучше смех, чем слезы.

– Погоди, ты про Ольгу Харальдову? Точно ли? Смеялась? – Вадим удивлялся.

– Она самая, – кивнула Настасья. – Ох и лук у нее! Как держит-то? Как поднимает?

– Лук знатный, тут слова не скажу, – Вадим не успел себя одернуть, принялся девице да об оружии. – Такой лишь у нее и у меня. Ей от отца достался, а я стяжал в бою ладейном о третьем годе. Мимо высокой водой шли северяне, сказали, что торговать, а ввечеру бросились на крепость. Вои они умелые, но напрасно сунулись в Порубежное. Здесь каждый человек – ратник: хоть дитё, хоть старик немощный. Загнали мы их на ладью и… – осекся, разумея, что об таком девчонке лучше не знать.

– И что? – Настя аж на цыпочки встала, дышать забывала от любопытства. – И что дальше-то?

– Ну как что, накормили, напоили и отправили домой, – Вадим пристукнул крепким кулаком по стене. – Как сама-то мыслишь, что дальше?

– Мыслю, что до дома они не добрались, – вздохнула кудрявая. – А зачем наскакивали?

– Так причина-то завсегда одна и та же, – не удержался и дернул за девушку за косу. – Вызнать хотели, крепкие ли у нас вои, да разуметь, если ли чем поживиться в крепости.

– Это все потому, что земля у них скудная, родит плохо. Одной рыбой сыт не будешь, вот и ходят искать поживы, – Настя улыбнулась и косу перекинула за спину, мол, моя, не хватайся.

– Молодец. Откуда знаешь? – спросил и сам понял: поп науку передал.

– Отец Илларион сказывал, – Настя запечалилась, голову опустила. – И как он там? Велел писать, а как же я ему отпишу, кто передаст послание? Далеко забрались…

– Нашла об чем горевать. Третьего дня конный двинется в княжье городище, так ступай поутру к воротам и передай берёсту. Укажи, где попа искать.

– Правда? – Настя едва не сплясала на лавке. – Дай тебе бог, Вадим Алексеевич, долгих лет и отрадных!

Норов хохотнул, хотел уж дальше разговор вести, но услыхал сердитый крик тётки Ульяны:

– Настасья! Куда запропастилась?! – Голос-то совсем близко слышался!

– Ой, батюшки! – Настя заметалась. – Я ж ушла и пропала! И мису кинула!

Вадим насилу успел удержать боярышню за ворот, не пустил с лавки:

– Куда ты, заполошная? – высунулся из окна, протянул руки, подхватил девушку и в ложницу поднял.

Поставил боярышню на ноги, а от себя не отпустил: прижал к груди, а на кудрявую головушку положил тяжелую ладонь. Косы-то у Насти гладкие, шелковистые, а сама она – теплая и ладная.

Стояла боярышня тихонько, ухватившись за кафтан Вадима. Норов едва удержался: хотел прижаться щекой к светлой макушке. Разумел, что дурное затеял, себя обругал, а Настю все ж не отпустил.

– Испугалась? – говорил тихо. – Не бойся, не выдам.

Настя чуть плечом двинула, мол, пусти, а Норову такое поперек сердца: уж очень отрадно было стоять рядом с девушкой, теплом ее греться. Но руки разжал, выпустил пташку.

– Пойду я, – Настя отступила на два шага, улыбнулась. – Тётенька ищет.

– И куда пойдешь? – от девичьей улыбки и сам повеселел. – Второе ухо подставлять? – смотрел на краснючее.

– Так…куда… – замялась, прикрыла горящее ухо ладошкой. – В ложницу. Скажу, что… – и умолкла.

– Ступай в гридню мою, садись рядом с дедом. Скажи, я велел, – Вадим хохотнул. – Чую, там боярыня Ульяна еще не искала.

Настя растерялась на малый миг, но совету вняла:

– Там-то нет. Кто же хозяину станет докучать? Спасибо, Вадим Алексеевич, – поклонилась низко.

– Ступай, Настя, поторапливайся, – и присвистнул.