– Дерево. – Ефим обернулся. – Видно, волной прибило.

Иван в задумчивости остановился. Посмотрел на дерево – широкое, крепкое, с корявыми густыми ветвями.

– А река-то куда течет?

– В Орду, в степи…

– Но от деревенек всех – в сторону?

– Так. Деревни-то – выше. – Ефим кивнул вверх по течению. – И Хлябкое там, и Яськино, и Обедятево. Слушай, Иване, так ты хочешь…

Ефим Гудок соображал быстро. Посмотрел на Раничева, улыбнулся одобрительно, поплевал на руки:

– Поможешь столкнуть, с плечом-то?

– Ничего, – усмехнулся Иван. – Уже и не болит совсем.

С трудом, но деревину все ж таки столкнули с мели – хорошо, вода теплая – забрались на ствол, уцепившись за ветки, кое-как уселись – ноги в воде, зато зад в сухости – поплыли.

– Надеюсь, порогов впереди нет, – вслух подумал Раничев. – Одни перекаты…

Вспомнил вдруг юность, напел тихонько:

– Иване! – обернулся Ефим. – Ну я ж говорил, что ты скоморох, а не признаешься! Ишь, распелся… С кем в ватагах хаживал?

– Да с ребятами с факультета… – отмахнулся Иван. – Сядешь, бывало, на камень – вся байдарка в воде… Ты лучше вот что скажи, Фима, как высветлеет – что делать будем? Так и плыть, как две обезьяны? Я предлагаю – к шоссе выходить. До Угрюмова доберемся – считай, все, уцелели… Ну или до поста ГАИ хотя бы. Не знаешь, где тут пост?

– Пост? Дак пост перед Пасхой был, а сейчас уж Троица скоро.

– Шутник ты, однако, Ефим Батькович. Ладно, посветлеет, там увидим.

Так они и плыли до самого утра, и только потом, когда яркое майское солнце, вспыхнув, заиграло на вершинах тянувшихся по берегам деревьев, решительно покинули свое плавсредство, да и пора было – деревина с ходу уткнулась в камни.

– Вот тебе и путь чист, – выбравшись на берег, усмехнулся Раничев. – Какое там чист – одни камни! Байдарка – и та б не прошла.

Взошедшее солнце золотило верхушки елей да крытые старой соломой крыши села Хлябкое, блестело в болотных лужицах у дороги, что вела мимо села к боярской усадьбе, лучистыми зайчиками засверкало в реке, узкой, густо заросшей по берегам ракитой и вербой. Там же, у реки, в виду деревни, сидели в кустах волчьей ягоды четверо: трое молодых парней и один постарше – с рыжеватой косой бороденкой. Ждали. Видно – долгонько уже, парни то и дело вопросительно поглядывали на старшего. Тот хмуро отмалчивался, напряженно вглядываясь в болотную хмарь.

– Может, в болотине сгинули? – сам себя тихонько спросил он.

– Могли, ежели чужие, – услыхав, утвердительно кивнул один из парней, поправив на плече колчан со стрелами. – Могли… Может, зазря ждем, а, дядько Никита?

– Я те дам, зазря! – рассердился кособородый. – Сиди уж.

– Так я и сижу. Чего еще делать-то?

Так они и просидели, почти до обеда. А к обеду, когда жаркое солнце уже вовсю пекло плечи, на болотной дорожке показались нахлестывающие коней всадники, вооруженные копьями и мечами. Время от времени они останавливались, обшаривали кусты и, ругаясь, ехали дальше, взбивая копытами коней клубы серой дорожной пыли.

– А ну – все из кустов, – обернувшись, цыкнул на парней кособородый Никита. – Ежель что – только что с деревни выехавши, да смотрите у меня…

– Не подведем, дядько Никита, ты ведь нас знаешь.

– Вот потому-то и предупреждаю.

Парни и кособородый выбрались из кустов на дорогу как раз вовремя – отряд всадников как раз закончил проверять ближайшую рощицу и сейчас направлялся в их сторону. Было видно, как скакавший впереди придержал лошадь и указал рукой на парней. Остальные вмиг повытаскивали луки.

– Ждите, – крикнул парням Никита и, забросив подальше в кусты короткое копье-сулицу, быстро пошел навстречу всадникам.