– Черт, портсигар в машине забыл опять. Ну, так и сколько он стоит, этот Экслер или как его? Фото в стиле Гарбо?

– Одно – двести евро.– Я развожу руками. – Меньше не берет. Модный нынче.

– Милая, а ты хочешь? Фотосессию?

– Зачем? – Фей удивленно моргает. – Лучше Никуше купить пальто или шубку… Совсем мне не надо эти фото… Говорят, он и очень скандален, смутьян какой то, а про меня и так сочиняют…

– Что? Кто?! Опять?! – Брови Грэга удивленно и негодующе ползут вверх, я с грохотом отодвигаю табурет:

– Ланка, ты ничего не говорила! Выкину ноут, к лешему! Твои поклонники! За****цы нечесанные..

– Мальчики, да ерунда! Первый раз, что ли? – Ланушка округло машет ручкой. – Пустяки какие!

… – Па – па- аа, папочка приехал! – По холлу вихрем проносятся пепельные кудряшки, и в одну минуту – секунду, очаровательное чудо, с помятыми ото сна щеками и перепутанными прядями, оказывается на руках у Грэга.-

– Папочка, а мамусенька сказала, что мы вечером устроим пижамную вечеринку… Здорово, да?

– Конечно, детка! А что это такое за вечеринка?

– Ну, это… надо надеть пижаму и прыгать на кровати. Ты умеешь же – прыгать?

– Наверное, да. Не знаю, солнышко! – Грэг пожимает плечами. Смешинки замерли, где то в углах его глаз и губ. Он потрясающе серьезен.

– Ну, если ты не умеешь, я тебя же научу. Это просто. Папа Миша, а можно Лешику тоже к нам на пижамную вечеринку, а? – Ника обнимает мои колени, тотчас оставив Грэга, просительно заглядывает в лицо.

– Никушка, не провоцируй. У него гимназия, и все такое… Еще рисунки завтра в художке..

– Я помогу. нарисую… Ну, па – па Ми- ша..

– Ладно, привезу Вам сорванца. – Вздыхаю я притворно. – Грэг, а у тебя пижама лишняя есть? А то мне, знаешь, тоже попрыгать охота… Давно не пробовал…

…Наша милая Ланушка хохочет, в полный голос, не сдерживаясь. Серебряные брызги, ландышево, упруго рассыпаются по полу. Мы вторим ей. Обрадованно и слегка растерянно… Ее смех, кружащий голову, как летящий снег. Снег в пелене серой осени.. Ведь еще нет декабря. Обнажающего все. Душу, абрис плеч. Сердце. Профиль смерти… Ее анфас. Ее затылок. В затылок так просто выстрелить. Так же просто, как прыгать на кровати…


Ангел над городом. Петербург. Фотооткрытка из коллекции автора.

Глава IV

Парк. Заснеженный Петергоф.. Заснеженное безе аллей, колоннады, едва прочерченные в воздухе ветви деревьев, зашитые короба скульптурных групп, мраморные ступени террас и лестниц… Нарядные, яркие павильоны в снежных опушках, затаенные уголки Нижнего парка.

Пусто. Ника бредет впереди нас, в просторной шубке на беличьем подбое, с капором и муфтой.. На муфте настояла Анюта..

– Ничего то и ты не понимаешь, Миш! – горячо шептала она мне в шею в скользко – зеркальном, гулком меховом бутике, остро пахнущем карамельным нафталином и свежевыделанным мехом, будто бы облитым тяжелыми арабскими духами. – Девочка должна уметь обращаться с такими вещами, как муфта, капор, платок.

– Сейчас все проще, Ань – отмахивался я… – Краги, моцики, шлемы… Или «шкода» там, на худой конец, джинсы, плеер в ушах, полоса манто!


Но она и не слушала меня, поворачивая Никушу перед зеркалом в просторной примерочной, то так, то этак. Ника, старательно высунув язык, дразнила большое зеркало… Этакая Алиса – проказница. А сейчас она – дразнит снег, почти танцует над ним, с ним.

…А Ланушка? Она спускается вниз, по аллее, вглубь, туда, где эти странные, пирамидальные кусты… Пустота.. Но вдруг откуда то, из – за павильона, ярко – зеленого, с ротондой, выныривает, возникает пара. Контрастная, на ней – останавливается глаз. На девушке – потертое енотовое манто – пелерина, оранжевые варежки, зеленое меховое мужское кепи, надвинутое на лоб, скрывающее взгляд. А челка – упрямо выбивается. На щеке – шрам, уходящий за ухо. Травести, подросток, шарф не в тон, серовато – грязный, потертые джинсы, ботики на рыбьем меху, дорогая итальянская сумка.