– Он не только глупец, а ещё и упрямец! – зло прошептала Мария, даже не взглянув в его сторону.

Он же принял её молчание за разрешение говорить, а потому, вместо того, чтобы удалиться, плотно закрыл створки дверей и несмело прошёл на середину комнаты.

– Позвольте открыться вам, ваша милость, – тихо проговорил он, не смея поднять опущенную ниже плеч голову.

– Вот уж не знала, что самые дерзкие упрямцы происходят из Ла Гонды! – смягчившись, ответила на его просьбу Мария и милостиво кивнула. – Ну? Говорите же! – повторила она после некоторого молчания.

Ранье поднял голову и, встретив насмешливый взгляд, обращённый к нему, снова зарделся румянцем.

– Если ваша милость позволите, то я признаюсь вам. Я здесь потому, что сам хотел служить вам. Не семье Медичи и не самому монсеньору герцогу. Нет. Я хочу всегда служить именно вам, моя госпожа. Это и мой долг, и призвание всей моей жизни. Когда я увидел вас, то я сразу же понял, что вы необычная девушка…

– Да как вы смеете! – воскликнула, возмущенная такой откровенностью Челеста, но Мария шикнула, приказав ей молчать, и кивком разрешила молодому человеку продолжить свою речь. Её заинтересовали его признания, которые поначалу ничего особенного не обещали и не отличались от всей той чуши, которую горазды нести мужчины любого сословия и положения, будь то юнцы или зрелые мужи.

– Как только я увидел вашу милость, то сразу же понял, что это вы стоите у истоков новой истории. Не ваши кузены и братья, не ваш дядя. И даже не сам папа Римский, – почти шёпотом произнёс Ранье, тогда как при упоминании Святого папы Челеста набожно перекрестилась и с ужасом уставилась на юную госпожу, которая с невозмутимым видом внимала дерзким речам пажа.

– Что вы хотите этим сказать? – Марию удивляли не столько сами слова, сколько то, что всё это могло прийти в голову именно ему – никому не известному пажу, родом из богом забытой Ла Гонды. А ведь он только что слово в слово повторил строки прорицания из её натальной астрологической карты, составленной придворным астрологом дома Сфорцы, которого пригласил во Флоренцию герцог Франческо Медичи, её отец.

– Я знаю, что в скором времени ваша судьба совершенно изменится. Но эти перемены будут важны не только для вас, ваша милость. Судьба целой страны и великой династии связаны с вашей судьбой. И я знаю, что мне предначертано служить вам. Вот поэтому я отказался от своего наследства и даже от места в личной гвардии Великого герцога Фердинанда Медичи.

– Невелика цена за честь подпирать двери комнаты девицы на выданье, – не сдерживая сарказма, Мария щёлкнула пальцами, чтобы привлечь внимание Челесты, которая, раскрыв рот, во все уши слушала рассказ молодого человека.

– Ну что же, ваш расчёт оказался верным, сударь, – холодный и обыденный тон Марии лишил их беседу остатка незримого флёра доверительности. Отвернувшись к окну, она всматривалась в туманно-голубое небо. Казалось, будто бы она и вовсе забыла о дерзком паже и о том, где находилась, мысленно направившись в сторону северных горных перевалов, туда, где простирались земли неведомого и чужого ей французского королевства.

– Вы говорите, что разглядели во мне ту, чья жизнь имеет значение для судьбы целой династии? Как долго вы смотрели в моё лицо, сударь? И как вы посмели смотреть на меня?!

Не ожидавший, что юная Мария Медичи будет настолько разгневана из-за его признаний, Ранье упал на одно колено и повинно склонил голову. Обернувшись, чтобы смерить его гордым и уничижительным взглядом, Мария увидела только подрагивающие плечи.

– Встаньте! – приказала она и с усмешкой отвернулась.