В выходные, когда Жанны не было в клинике, он чувствовал пустоту и скуку, но тут удачно объявился Витус, взявший на себе эти два дня. А Гриня правдами и неправдами оказывался на набережной Грибоедова и бродил возле знакомого дома, заходил во двор, смотрел на окна четвёртого этажа, вспоминая, как испугался мёртвой «золотой невесты», как убегал через чёрный ход…
Однажды Жанна пригласила Гриню в кафе для сотрудников, и с того дня они постоянно обедали вместе. Эти полчаса, проведённые наедине – ну, почти наедине! – были самыми счастливыми. Жанна совершенно менялась, и по её глазам Гриня читал: да, да, тоже. Он сделал попытку поговорить про их первую встречу, чем смутил её и расстроил. Больше он к этому не возвращался, полагая, что жить заново – прекрасная мысль. Но тут же вспоминал, что так уже было, он начинал новую жизнь, выкинув из дома всё прошлое вместе с вещами и отдав зелёную папку Курняку.
Гриня знал, что следователь его разыскивает, но к общению не стремился. Теперь, когда забытые чувства, отлежавшись под наркозом, вспыхнули с новой силой, страшно захотелось покончить с прошлым, оторвать мешающие хвосты. Возможно, Курняку есть что сказать. Возможно, дело закрыто, и нет нужды ворошить старое. А если он что-то выяснил, если обнаружился перстень Мазепы? И Гриня твёрдо решил, как только Нулю выпишут, встретиться со следователем.
Но уже прошла неделя, как Стас на своём вишнёвом форде доставил Ниночку и Гриню на Новосмоленскую набережную, а звонок к Курняку всё откладывался и откладывался. Какая-то недодуманная мысль отводила от принятого решения. Поначалу хотелось устроить сестру получше – она всё мечтала о своей бывшей «детской» с квадратным окошком и двухъярусной кроваткой, которой давно уже не существовало.
И тут появился Стас, он притащил нечто плоское, в вакуумной упаковке, мгновенно превращённое в лёгкую и удобную кушетку с белым матрасиком и специальным подголовником, мягким и упругим. Эргономичная кровать, подарок от спонсора, скромно пояснил Стас. Гриня ни на секунду в это не поверил: вынюхивает, приглядывается. Но, взглянув на Нулю, принялся благодарить, пожалуй, что и чрезмерно.