Понятие «социологический детерминизм» в научной литературе встречается заметно реже, чем многие иные разновидности детерминизма: географический, физический, исторический, экономический, генетический, физиологический, психологический и другие. Связано это с рядом обстоятельств. Во-первых, чисто языковым сближением терминов «социальный» и «социологический», вплоть до их отождествления путем растворения второго в первом. Это особенно характерно для XIX в., но инерционно перешло в век XX и сохраняется нередко и у современных авторов. Сами классики социологии не придавали значения терминологическим нюансам такого рода. О. Конт отнес социологию к естественным наукам и формулируемые законы – трех стадий и другие – прилагал к истории развития человеческого общества. Э. Дюркгейм, требуя, чтобы социальное (факты, явления) объяснилось только через социальное, видел в этом методологический принцип социологизма в позитивном смысле, без предиката «вульгарный», приклеенного позже критикой. М. Вебер свой вывод о связи протестантской этики с духом капитализма – или шире с ролью идей в общественном развитии – не называл социологическим.
В социологии К. Маркса ядро составляет материалистическое понимание истории, на основе которого создана социально-философская формационная теория, учения о классовой борьбе, соотношении базиса и надстройки, определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию и др. В работах классиков недооценен и не проанализирован тот факт, что термин «социальное» является пакетным понятием, охватывающим все сферы общественной жизни в их внутренней деформации и взаимной связанности.
В теоретическом плане из работ, относящихся к нашей теме, выделим публикации Питера Бергера и Маргарет Арчер. У П. Бергера примечательно само название «Общество в человеке» одной из глав в книге «Приглашение в социологию». В предисловии автор с долей иронии отмечает: «Социология в некоторых своих построениях как будто готова отобрать у экономики звание «мрачной науки» (из-за того, что она изучает и прогнозирует кризисы. – С. Ш), когда представляет перед читателем общество в виде жуткой тюрьмы мрачного детерминизма»[167]. Мы знаем, что такой позиции придерживаются некоторые сторонники «методологического индивидуализма», в политике – либералы, либертарианцы, анархисты. Задача, которую поставил автор, состоит в том, чтобы опровергнуть этот предрассудок о «мрачном детерминизме», развеять ошибочные представления о «толпах взнузданных и управляемых властями» индивидов, побуждаемых к нормативному поведению и просоциальной активности только постоянной угрозой наказания. При этом он не обращается к характерным для исторического анализа отношений между индивидом и обществом теориям общественного договора (Гоббс, Руссо и др.), ни к более современным идеям «расширенного порядка человеческого сотрудничества»[168], выдвинутых либеральными экономистами. Его метод более конструктивный и исходит из психологических доказательств, как видно из названия данной главы, общественной природы человека. Относительно тезиса о подавленности индивида обществом П. Бергер заявляет: «И обыденное знание об обществе, и социологический анализ убеждают нас в том, что это не так. Большинству из нас ярмо общества не слишком трет шею… В большинстве случаев мы сами желаем именно того, что общество ожидает от нас. Мы хотим подчиняться правилам. Мы хотим той доли, которую общество определяет нам. А это в свою очередь возможно потому, что общество детерминирует не только то, что мы делаем, но также и то, что мы есть. Другими словами, социальное положение затрагивает и наше бытие, и наше поведение в обществе»