Нет на свете безупречного моторолы, точно так же, как нет на свете безупречных людей. В стройных необъятных пирамидах умопомрачительного, принципиально непознаваемого мозга моторолы таится множество мелких погрешностей, незаметных логических шершавостей и заусенцев, которые никак и никогда себя не проявляют и которые даже самому мощному моторольному Врачу невероятно трудно убрать. Моторола привыкает к ним, перестает замечать, а само их наличие относит к драгоценной для него индивидуальности.

Именно на существовании этих шершавостей Дон и строил свою стратегию войны с моторолами. Он понимал, что может применить ее только однажды. Основывалась она (точнее, могла основываться) на кропотливо построенных рядах словесных и мимических несуразностей. Мимику, к сожалению, Дон в полной мере использовать не мог – она была доступна разве что актеру с хорошо тренированным лицом, да и разработка мимических рядов требовала иной, почти нечеловеческой квалификации. Словесные же игры были ему доступны. С их помощью он и собирался покинуть Пэн‐4 раньше отведенного приговором срока.

Никто ничего не замечал, к странностям нового заключенного постепенно начали привыкать. Один только раз моторола немного забеспокоился, обнаружив сразу два захандривших интеллектора, занимавших места в критических звеньях. Однако даже они могли быть в любой момент заменены свободными, поэтому больных интеллекторов моторола направил в лечебную директорию и тут же о них забыл.

Естественно, что ни о каких существенных передвижениях внутри мозга моторолы речь не идет. Под передвижениями здесь подразумевается только перестройка связей между интеллекторами. Однако и этот шаг при умелой подготовке «шершавостей» может дать много – как раз в этом Дон был очень силен. Связи между интеллекторами в пирамиде необычайно многочисленны, и вообще-то вырвать просто так его с места, которое он занимает, невероятно сложно. Моторола по сравнению с человеком – супергений. Подобные комбинаторные задачки для него даже задачами не являются. Он просто говорит себе: надо переставить этот интеллектор в такое-то место. И переставляет.

Именно здесь его слабость. Он не задумывается, не «прощупывает» все те связи, которые рвет и которые надстраивает. Он даже микросекунды не тратит на само действие. По сути, он передоверяет решение этой сложной задачи огромному числу интеллекторов, которые и в идеальном-то состоянии представляют собой личности со множеством супердостоинств и, естественно, с таким же множеством продолжений этих достоинств – недостатков. Вмешательство Дона, его словечек, точно подобранных, было рассчитано на то, что просто хотя бы по закону больших чисел они обязательно воздействуют на сколько-то плохо подогнанных интеллекторов и не то чтобы выведут их из строя, но незаметно к такому выходу станут подводить. А уж когда произойдет эта неприятная для всех интеллекторов пертурбация, она вызовет множественные разрывы старых связей и множественное возникновение новых, вследствие чего выход из строя огромного числа интеллекторов обеспечен.

Такая поломка даже для четырехпирамидного моторолы – тьфу, та же самая неполная микросекунда. На самом деле он и не думает об этом; за него все решают интеллекторы его же собственных пирамид. Если очень грубо прибегнуть к сравнению между человеческим и моторольным мозгами, то проблему с вышедшими из строя интеллекторами моторола решает на уровне подсознания. Однако словечки Дона, странные и не странные, причем расставленные в определенном порядке, это самое «подсознание» радикальным образом портят. Поэтому итог получается совсем не таким, какого моторола хотел бы.