Перед входом в серое здание, где размещались министерство внутренних дел и главное управление столичной полиции, Ржанков спрятал эмоции в карман. Дурное настроение – признак плохого тона. Чем хуже шли дела, тем оптимистичнее улыбался Ржанков. Сейчас на лице Геннадия Николаевича появилась улыбка на три с четвертью: навстречу шел полковник Лейла. И тоже улыбался. Внешне шеф оперативной группы «Акция-2» выглядел помолодевшим. Лицо и обширная лысина покрыты бурым городским загаром, куда-то убралось брюшко, подпертое револьвером в новенькой желтой кобуре. Обнявшись – с виду лучшие друзья, – Ржанков и Лейла вошли под строительные леса, окружавшие пятиэтажное здание.

– Выше только архив и Господь Бог, – заметил Лейла. – Кофе будешь?

– От твоего фирменного кто же откажется?

– Помнишь, значит? Увы, жаровню вместе с Моничкой я сдал по описи досточтимому преемнику, – ухмыльнулся Лейла. – Но твое желание – закон, Геннадий Николаевич. Мой бывший кабинет, если ты не забыл, этажом ниже. Сейчас позвоню секретарше…

– Не стоит, – Ржанков удержал руку Лейлы, взявшегося было за телефонную трубку.

– Спасибо, – благодарно кивнул Лейла. – Знаешь, с просьбой особенно трудно обращаться к тем, кому раньше мог приказывать.

Ржанков сделал вид, что не понял намека. Достал из дипломата и протянул Лейле конверт с «Последним предупреждением».

– Кофе будет с меня и армянский коньяк в придачу, если твои парни помогут вычислить этого любителя изящной словесности.

Сидя на краешке массивного стола, Лейла пробежал глазами ультиматум.

– Подлинник?

– Да.

– Пальчики?

– Отпечатки нечеткие, но есть.

– Поглядим… – Лейла кулаком постучал в стену и сказал явившемуся на зов худому высокому парню: – Гуго, детка, отволоки на экспертизу. Отпечатки. Второе: один шанс из тысячи, что шрифт машинки уже был засвечен, но лучше проверить. Если психоаналитики еще не свихнулись от жары, пусть прикинут психологический портрет автора. Лично я не вижу за всем этим серьезной угрозы. Шалости подростков, которым нечем заняться на каникулах. Зато у нас из-за летних отпусков работы невпроворот.

– Намек понял, – сказал Ржанков, когда сотрудник вышел. – Значит, ты никого не выделишь мне в помощь из своей группы?

– Извини.

– А местная полиция? – спросил Ржанков, уже понимая, что Лейла со своей звучной «Акцией-2» не тронется из столицы.

– Да, я сейчас же отдам им указание. Порядок остается прежним. Если нужно опросить кого-нибудь из наших граждан, полиция делает это по твоему представлению. Протоколы допроса получаете не позднее суток.

– Конрад, черепашьими темпами мы не продвинемся в этом деле. Ты сам понимаешь.

– Хорошо, я потороплю с экспертизой и результаты сообщу тебе сам. – Лейла выколотил трубку о край пепельницы. – Ведь мы старые друзья?

– Надеюсь, и останемся ими, – поднялся Ржанков, про себя подумав: дружила собака с волком. Кто волк, а кто собака, Геннадий Николаевич предпочел не уточнять.

– Обязательно, – с преувеличенным жаром сказал Лейла. На лысине у него выступили росинки пота. Воинственно торчал рукоятью вперед револьвер в поясной кобуре, придавая Конраду облик опереточного частного детектива. Ржанков чуть задержал его пухлую ладонь в своей руке:

– Мой дружеский совет – достань себе другую кобуру. Эта уж слишком желтая.

Лейтенант Бородин сматывал шнур с красными флажками, оцеплявший вертолет. Это была стропа.

Красная стропа помогает не спутаться при укладке парашюта. Ее выпросил Филипп у начальника парашютно-десантной службы полка.

Красная стропа, красная строка… Год назад, прибыв в полк транспортно-боевых вертолетов, новоиспеченный лейтенант в который раз решил начать жизнь с новой строки. В прежней, курсантской, а еще раньше – школьной – Филиппу не хватало цельности в характере. Так дружно утверждали все его любимые девушки. И последняя из них Марина, отказавшаяся выйти замуж: «Завтра тебе понравится другая женщина. Послезавтра на Памир какой-нибудь потянет. Нет у тебя определенности, Филиппок!»