– Командующий, – вздохнул Потанин, запихивая кофейные чашки обратно. – Теперь до самого вечера круговерть без продыха.

Поднимаясь с кресла навстречу генерал-полковнику Фокину, Ржанков словно впервые увидел его. Так бывает: ночь, проведенная без сна, сообщает взгляду необыденную остроту. Геннадий Николаевич подметил мешки под глазами и микроскопические кровяные ниточки лопнувших сосудов, непробритые морщины на лице командующего. Фокин выглядел старше своих пятидесяти пяти, но высокая кряжистая его фигура была скроена с большим запасом прочности. Рубашка-безрукавка оставляла открытыми сильные руки, прямые плечи выглядели шире от простроченных золотым зигзагом погонов с тремя звездами в ряд.

Сейчас Ржанков протянет командующему коричневый конверт, хрустящий на сгибах, почти невесомый, и на плечи и на сердце командующего тяжелым камнем ляжет аэродром. Большой аэродром со всем сложным хозяйством, с вертолетными стоянками, двухэтажкой командно-диспетчерского пункта и метеополигопом. А еще – весь городок, выросший за многие десятилетия под боком аэродрома. ДОСы – дома офицерского состава – и казармы, офицерский клуб и детский садик. И самое главное – люди, чья жизнь становилась залогом в игре без правил.

Ладонь командующего была ухватистой и крепким – рукопожатие.

– Понимаю, что не порадуете, – сказал он Ржанкову, окидывая взглядом его измятую полевую форму. – Поэтому сразу – самое худшее.

Ржанков протянул конверт:

– Прочитайте. Оригинал у меня, это – перевод на русский.

Они вместе прошли в кабинет, командующий грузно опустился в крутящееся кресло и включил вентилятор.

«Последнее предупреждение русскому начальнику гарнизона.

После семи часов утра понедельника, как только один-единственный вертолет взлетит или сядет на аэродроме вблизи Охотничьей Деревни, мы будем мстить.

Безумные и непонятные полеты крадут спокойствие тысяч людей из недели в неделю, из года в год. Поэтому, если оставляете без внимания наши обращения, мы начнем террористические акции против русских. Мы знаем, как можно незаметно войти в ваши дома и казармы. Мы знаем, куда и как можно подложить подрывные и поджигательные приспособления, чтобы причинить наибольший вред человеческой жизни.

Нигде вы не будете чувствовать себя в безопасности. Смерть знает ваши адреса.

Организация фронта освобождения от русских оккупантов».

Генерал-полковник Фокин откинулся на спинку кресла и нажал клавишу селектора. Командующий воздушной армией генерал-майор авиации Максимов ответил сразу, будто ждал вызова. Да так оно, наверное, и было.

– Доброе утро, Анатолий Митрофанович, – прозвучал в динамике селектора бодрый голос.

– Для кого доброе… – буркнул Фокин, вспомнив, что свой день командующий авиацией начинает на теннисном корте. Зато и строен, и нет «подвесного бачка», каким обзавелся Анатолий Митрофанович. В комнате отдыха имелись тренажер, шведская стенка, но заниматься – душа не лежала. Оправданием были дела поважнее, всегда находившиеся с утра. Например, этот аэродром: – Вы, надеюсь, в курсе событий?

– У вертолетчиков? Да, командир полка сообщил.

– И что?

– По плану в полку полеты на боевое применение.

Для Ржанкова это не было новостью. Потому и торопился он успеть до семи. Вмонтированные в пульт селектора электронные часы выстреливали зеленые цифры: одну за другой. Командующий молчал.

– Есть приказ, – пояснил, угадав невысказанный вопрос, генерал Максимов, – полеты в полку не отменять.

– Чей и почему?

– Мой, товарищ командующий. Мы и так пошли навстречу общественности с церковными праздниками. Кто же знал, что их так много? Полетных дней почти не остается, а ведь пуски ракет на учении будут реальными!