Впоследствии образы Ваты и Вайю слились воедино, и потому Вайю, подобно Вате, тоже приобрел амбивалентные, то есть двойственные, черты.

В зороастризме периода «Младшей Авесты» Вайю становится проводником между миром света, которым управляет Ахура-Мазда, и бесконечной тьмой, управляемой антиподом творца, Ангра-Майнью. Также Вайю помогает душам умерших перейти через мост Чинват в загробном мире. А его злой двойник, который действует заодно с демоном смерти Астивиадом, а в более поздних текстах уже прямо отождествлен с ним, пытается навредить душам и утащить их с этого моста во тьму.

Связь божества Вайю с загробным миром позволила мифологам назвать его одним из прототипов гоголевского Вия. Известно, что Николай Васильевич Гоголь настаивал на том, что Вий, чудовище с железными неподъемными веками из одноименной повести, вовсе не выдуман им самим. Писатель утверждал, что образ этот взят из украинских легенд и преданий. Действительно, в восточнославянской мифологии существовал бог Вей (Вій), обладавший смертельным взглядом, а образ его, по-видимому, мог восходить к индоиранскому богу. Также Вия и Вайю сравнивали с персонажем осетинской мифологии, одноглазым великаном Вайюгой, который был привратником у железных ворот загробного мира.

Еще один общий культ для потомков древних ариев – это почитание иранской Хаомы или индийского Сомы. Именам Хаома и Сома в текстах «Ригведы» и «Авесты» соответствуют многозначные образы: это одновременно и божества, и священные напитки, используемые в ритуалах жертвоприношения, а также, по всей видимости, растения, из которых они приготовлялись, хотя некоторые ученые считают, что их делали из нескольких компонентов. Индоиранцы верили, что хаома вдохновляет поэтов и жрецов, позволяя им сочинять священные гимны. Также она дает силы, излечивает и дарует бессмертие.

Считалось, что растение хаома было принесено на землю птицами – например, в «Ригведе» описано, как его приносит орел с вершины мировой горы. В поздних пехлевийских текстах рассказывается предание о белой хаоме – мировом древе. Посаженная самим творцом Ахура-Маздой, растет она на острове посреди океана Ворукаша, возле подножия хрустальной горы Хукайрья. Огромная рыба Кара плавает в океане и охраняет белую хаому, которую хочет погубить лягушка, созданная Ангра-Майнью (в других вариациях мифа вместо нее были тысячи ящериц). Дерево это соединяет сразу три мира: небесный, земной и срединный. Считается, что когда долгая борьба двух противоположных начал – света и тьмы, добра и зла, Ахура-Мазды и Ангра-Майнью (Ормазда и Ахримана) – закончится победой первого, то души всех праведных зороастрийцев вкусят молочную хаому, приготовленную из сока мирового древа. Благодаря этому их воскрешенные тела обретут бессмертие.

Первым, кому удалось выжать сок хаомы, был Вивангхвант, отец Йимы, легендарного первого царя персов. Вторым был Атвия, отец героя Траэтаоны, победившего ужасного змея Ажи-Дахаку. Третьим стал Срита из рода Сама, а четвертым был Поурушаспа, отец Заратуштры. В позднем мифе о рождении пророка Поурушаспа и его жена принимают молочную хаому, и благодаря этому священному напитку им удается зачать Заратуштру.

Интересно, что в «Авесте» отношение самого пророка к возлияниям хаомы было неоднозначным. Так, в одном из гимнов Заратуштра в гневе восклицает: «Когда опрокинут эту мочу – это хмельное питье, которым жрецы наносят вред!» Из этого отрывка некоторые мифологи и религиоведы делали вывод, что пророк был против принятия хаомы, а все описания ритуалов с нею и тем более ее прославление относятся ко времени после его смерти. Однако, скорее всего, в этих строчках гимна речь идет не о хаоме вообще, а лишь о неумеренном, неправильном ее использовании. В действительности существовало противостояние между Заратуштрой и жрецами-карапанами, устраивавшими ритуалы, на которых жестоко и бессмысленно забивалось множество животных, а потребление хаомы было невоздержанным. Конечно, пророк был возмущен этим и мечтал изжить подобные порядки, что во многом отражено в тексте «Авесты».