Сначала вроде потихоньку – полегоньку, а потом все сильнее и яростнее наступали. Ты ведь знаешь, как эти добрые да милые девицы – феи могут в душу залезть, так и хочется им если не помочь, то хотя бы не мешать. Ушли в сторону, смотрели, любовались на добрых и милых, и что? Тут уже все зверюшки пушистые да прекрасные, все друг друга любят до умопомрачения, никто никого не ест и даже не кусает, все просто замечательно, никакого зла нигде не существует, отродясь не было, и быть не может. А когда опомнились, мы его уже и днем с огнем отыскать не могли, – развел руками Кащей.

– И что же в этом плохого? – спросил кот, он или не понимал, или просто притворялся….

– Да все замечательно, – передразнил его Кащей, – налюбоваться не могли, мы с Лешим и Водяным плясали от радости, что у нас такие добрые и хорошие сказочницы появились, только недолго музыка играла, недолго Леший танцевал. Беду и смерть они принесли, когда выдохлось и испарилось все зло, словно его никогда и не было. А все наши добрые и милые обленились, заскучали сначала, потом затосковали, как серые волки завыли. Так, что и белый свет им не мил, последняя надежна на чертей была, они то вон какие шустрые, думали мы с Лешим, что они что-то придумают. А они могли придумать что-то, только пока еще зло с нами рядом жило, а теперь черти стали бессильны, обнимаются, целуются друг с другом, то поют, то пляшут, но ведь веселия больше не было никакого, веселье оно вместе с печалью рука об руку ходит. А добра не меряно, черти упали и все окаменели, вон одни камни по всему лесу вместо чертей. А с ними и души людские мертвыми сделались.

– А что же сказочницы добрые?

– А своими добрыми и поучительными сказками они заполонили весь мир, и чем больше пишут, тем скучнее и страшнее жить становится. Хотя страшнее, не то слово, страх то со злом мы тоже потеряли. Унынию нет конца и края, тошно всем одним словом, погиб мир, надо хотя бы попытаться его спасти.

Помертвело все, дремучий лес, как и заповедный, стали мертвым называться, я понял, что никто больше не оживет, никто не вернется, и надо спасать мир, а кто, если не Кащей этим и должен заняться.

Звал- свистел Змея Горыныча, только он тоже в кому впал, за ним -то больше никто не гоняется, никто его убить не хочет. А он и жил только пока опасность его подстерегала, а если опасности нет, то и радоваться нечему, без борьбы не бывает жизни, тебе ли этого не знать – не ведать?

В общем, Горыныч наш давно уже при смерти, не знаю, спасем его или нет, а остальной мир и сказку саму надо спасать…

Замолчал Кащей, хотя при коте он все-таки оживился, надежда появилась, что все еще измениться может, что потеряно не все, а вдруг сказка хотя и больна долго и продолжительно, но скорее жива, чем мертва?

– Ладно, Кащей, я к Змею полетел, с него начнем оживлять и спасать сказку.

– А чем мертвый Змей тебе поможет? Темнишь ты, чего-то, кот.

– Из комы его выводить будем, а уж потом он поможет, – подмигнул Кащею Баюн.

Кащей прислушивался к тому, что творилось вокруг, ворона отправил следить за котом Баюном, кто его знает, что у того на уме.

Ворон вернулся и поведал, что Змея воскресить удалось.

– Баюн и мертвого поднимет, – гордо заявил белый ворон.

– А что потом?

– А потом вернулся Горыныч с целой вязанкой Сказочниц к себе в горы и доложил, что самых добрых и безнадежных он собрал и притащил, а с остальными еще можно работать, они вменяемые, может вредить перестанут, нормальные сказки писать начнут, а не такие.

№№№№№№№

Кот Бегемот взирал на дюжину добрых-предобрых сказочниц, все они были примерно средних лет, одинокие, сразу видно, что кроме сказок ничего у них не оставалось в жизни, но упрямые, как сто чертей.