Как же, однако, обстоит дело у Радека с работами самого Ленина? Не лучше или немногим лучше. Радек ограничивается только теми цитатами, которые Ленин направлял против меня, сплошь да рядом имея в виду не меня, а других (напр., Бухарина и Радека: откровенное указание на этот счет имеется у самого же Радека). Ни одной новой цитаты против меня Радеку привести не удалось: он просто использовал готовый цитатный материал, который ныне почти у каждого гражданина СССР имеется «под рукой». Радек прибавил к этому лишь несколько цитат, где Ленин втолковывает анархистам и социалистам-революционерам прописные истины о различии между буржуазной республикой и социализмом, причем у Радека выходит так, будто и эти цитаты направлены против меня. Невероятно, но тем не менее это так!

Радек совершенно обходит те старые заявления Ленина, в которых он очень сдержанно, очень скупо, но с тем большим весом, констатирует солидарность мою с большевизмом в основных революционных вопросах. Надо ни на минуту не забывать, что эти заявления делались Лениным в условиях, когда я не принадлежал к большевистской фракции, и когда Ленин беспощадно (и совершенно справедливо) нападал на меня за примиренчество, – не за перманентную революцию, где он ограничивался эпизодическими возражениями, а за примиренчество, за готовность надеяться на эволюцию меньшевиков влево. Ленин заботился о борьбе с примиренчеством гораздо больше, чем о «справедливости» отдельных полемических ударов по «примиренцу» Троцкому.

Защищая от меня в 1924 г. поведение Зиновьева в Октябре, Сталин писал:

"Тов. Троцкий не понимал писем Ленина (по поводу Зиновьева. Л. Т.), их значения, их назначения. Ленин в своих письмах иногда нарочно забегает вперед, выдвигая на первый план те возможные ошибки, которые могут быть допущены, и критикуя их авансом с целью предупредить партию и застраховать ее от ошибок, или же иногда раздувает «мелочь» и делает «из мухи слона» с той же педагогической целью... Но делать из таких писем Ленина (а таких писем у него немало) вывод о «трагических» разногласиях и трубить по этому поводу, – значит не понимать писем Ленина, не знать Ленина". (И. Сталин, «Троцкизм или ленинизм?» 1924 г.).

Формулировка мысли здесь грубиянская: «стиль – это человек», но существо мысли правильное, хоть и меньше всего подходит как раз к октябрьским разногласиям, которые не похожи на «муху». Но если Ленин прибегал к «педагогическим» преувеличениям и к превентивной полемике по отношению к ближайшим сочленам собственной фракции, то тем более – по отношению к человеку, стоявшему тогда вне большевистской фракции и проповедовавшему примиренчество. Радек даже и не подумал внести в старые цитаты этот необходимейший поправочный коэффициент.

В предисловии 1922 года к своей книге «1905», я писал, что предвиденье возможности и вероятности диктатуры пролетариата в России раньше, чем в передовых странах, оправдалось на деле через 12 лет. Радек, следуя не очень привлекательным образцам, изображает дело так, как если бы я этот прогноз противопоставлял стратегической линии Ленина. Между тем из «Предисловия» совершенно ясно, что я беру прогноз перманентной революции в тех его основных чертах, в которых он совпадает со стратегической линией большевизма. Если я в одном из примечаний говорю о «перевооружении» партии в начале 1917 года, то не в том смысле, что Ленин признал предшествующий путь партии «ошибочным», а в том, что Ленин, к счастью для революции, прибыл, хоть и с запозданием, но все же достаточно своевременно в Россию, чтобы научить партию отказаться от изжившего себя лозунга «демократической диктатуры», за который продолжали цепляться Сталины, Каменевы, Рыковы, Молотовы и пр. и пр. Если Каменевы возмущались упоминанием о «перевооружении», то это понятно, ибо оно производилось против них. А Радек? Он стал возмущаться только в 1928 году, т. е. после того, как сам стал сопротивляться необходимому «перевооружению» китайской компартии.