Юля покрутила кран и сунула холодные руки под горячую воду, и не столько мыла, сколько грела. Своими руками Миша обхватил Юлины руки. Юля подняла голову и посмотрела на него.

– Всё хорошо? – спросил Миша.

– Ага.

– Катя забавная. Строгая, но добрая. Не испугалась её?

– Нет, я её поняла. И ещё поняла, что у вас близкие отношения.

– Она просто помогает мне… С ней, если поговорить… Она вообще очень глубокий человек, умная женщина.

– Она не против, что тебя не будет здесь вечером? Ты можешь остаться, ничего страшного.

– Не, я с тобой хочу. Ну что мне, со стариками сидеть, что ли?

Прикрыв глаза, Миша начал водить носом по Юлиным волосам.

– Твои родители сегодня на дне рождения же? – спросил.

Юля кивнула и, вытерев руки о полотенце, висящее на таком же хлипком, как и всё в этом туалете, крючке, вывернулась из Мишиных объятий. Миша намекал на очередную попытку заняться сексом сегодня у неё дома, но после вчерашнего ей было противно об этом думать.

– Пойдём уже, – сказала.

Миша вышел за ней из туалета, и они вернулись на кухню, где Катя уже раскатывала тесто.

– Нарезайте вот на такие квадраты, – Катя указала на свой идеальный квадрат теста. – Сначала давайте так, а потом покажу, как сворачивать.

Юля с восторгом посмотрела на стол, усыпанный мукой. В серости, надвигающейся из окон, кухня с запахом теста была для неё островком уюта. На фоне играло радио. Юля принялась нарезать квадраты.

– Мирка тоже в банке работает. Мирка с Савелием, ну вы видели. Пацан – заноза в заднице. Твоя мама в этом, как его? В Агро… А Мирка в Сбербанке. Пришлось выйти… Дома сидела… Савелий её… болезненный… Вот, мужик её загулял. Да, вот так… Развелись… Но сейчас у неё уже новый…

Из нагревающейся духовки на них тёк оранжевый свет. Всё это напомнило Юле время с прабабушкой: как Юля лепила пироги под её руководством, как весь стол был в муке и велись разговоры о чём угодно.

– Начинка будет «яблоки»? – спросил Миша, лёжа на диване.

– Яблоки, изюм, корица, – перечислила Катя и, поставив миску с начинкой и чёрный поднос из духовки возле Юли, начала уже сворачивать из квадратов конвертики и выкладывать их на смазанный маслом поднос. Юля делала то же самое, но сидя, и Катины пальцы оказались у неё на уровне у неё на уровне глаз. Полные, ловкие, от курева они были слегка пожелтевшими, а ногти неровными, неухоженными. Юля ощутила тогда брезгливость, как ко всем курящим людям. Из её родственников курил только папа, но с ним она с пятнадцати лет не жила под одной крышей, а из женщин в Юлиной семье не курил никто.

Наконец поднос заполнился конвертиками.

– Вот и всё! Через двадцать минут теперь приходите.

– Украду тебя пока, – Миша взял Юлю за руку и потянул за собой в тёмный зал.

Юля обернулась и посмотрела на Катю: та задвинула поднос в духовку и снова придвинула к себе по столешнице пачку сигарет, а потом и зажигалку, отошла к окну, закурила. И потом стояла так, молча, глядя в окно.

За Мишей Юля прошла в гостиную, потом в следующую комнату, кажется, в спальню Кати. Там стояла кровать, застеленная покрывалом, всё в оттенках – золотого, чёрного, белого. Алые сатиновые шторы закрывали практически всю стену и комкались внизу. Над кроватью висел, тоже во всю стену, чёрный ковёр с изображением леопарда в джунглях.

Всё здесь было пропитано страстностью, всё было под стать порывистой Кате, но совсем не подходило её мужу. Юля подумала, что совсем не представляет, как он и она могут заниматься любовью на этой африканской кровати. Ну разве что это было с ними когда-то давно.

На спинке стула, стоящего возле туалетного столика, висели, вот так, не скрываясь, синий полупрозрачный пеньюар, лифчик и трусы. Юля подумала, что Миша, должно быть, много Катиного белья так перевидал.