Мы дружно идем к метро. Спустившись по переходу вниз, обнаруживаю, что в кармане нет кошелька, в котором лежит проездной. Толик предлагает оплатить проезд, но мне не по себе без кошелька, поэтому, ругая себя за рассеянность, быстрыми шагами направляюсь к офису.

– Кошелек забыла, – говорю охраннику, который привстает, чтобы посмотреть, кто это так поздно собрался на работу.

– Понятно, бывает.

– Ключ ещё не сдавали?

Охранник поднимает глаза на открытый шкаф с ключами, и качает головой. Наверное, Таня задержалась. Я поднимаюсь на третий этаж.

– Татьяна, – говорю я, открывая дверь, – извини, я кошелек забы…

Официальное объявление о конце света не подействовало бы на меня сильнее, чем то, что я увидела. Виктор Алексеевич обнимает Татьяну, сидящую на столе далеко не в позе начальника отдела банка, и страстно целует ее в шею. Конечно, он остановился, когда увидел меня, но не быстро, как делают любовники, которых застали врасплох, а медленно, словно хотел показать мне, что увиденное мною – реальность, про которую уже все знают. Кроме меня… Я будто немею, и на какое-то время перестаю слышать. Он что-то говорит, но слова его медленно распадаются на буквы и падают на пол – прямо передо мной. Их скапливается так много, что уже ничего не вижу. Кажется, сейчас рухну в обморок – прямо на эту гору бессмысленных букв. Приседаю на стул, который оперативно подставляет шеф.

– Александра! – он обмахивает меня папкой с отчетами. – Вижу, вы очень рады за нас! Мы только что решили пожениться. Александра! Ну что же вы молчите? Вы рады?

– Рада, – шепчу я ледяным тоном. – Очень рада.

– Я и не сомневался, – Виктор Алексеевич с облегчением выдыхает и заметив, что опасность обморока миновала, перестает махать папкой.

– Значит, вы разводитесь? – слышу я свой голос.

Господи, кто меня тянет за язык? Подчиненная не должна задавать таких вопросов начальнику. Это его личное дело!

– Да, это было уже давнее решение. А теперь, – он прижимается к подоспевшей на помощь Татьяне и многозначительно гладит ее по животу, – больше тянуть некуда. Жаль только, что Татьяне из-за всего этого уйти придётся. Наше начальство наше такую субординацию не приветствует.

– Да, – тяну я и стараюсь глубже дышать, чтобы не рухнуть от второй новости со стула. Живот у Татьяны будто за день вырос! Как же я раньше не замечала?

– Ребёнок всё ставит на свои места, – заключает Виктор Алексеевич.

– А как же ваш другой ребёнок?

О, Господи! Зачем изображать сейчас из себя Марию Терезу?

– Александра, это не ваше дело, – Виктор Алексеевич становится жестким. – Но я отвечу. Да, у меня есть ребенок, но он не мой. Я женился когда-то на женщине с ребенком, мы не сошлись характерами. Ребенок хорошо общается со своим родным отцом. Я ему не нужен, а этому – очень даже. Я долго не мог решиться, но сегодня понял, что тянуть дальше некуда.

Он снова улыбается и принимается гладить живот Татьяны.

– Александра, – включается она, – я представила твою кандидатуру на мое место. Виктор Алексеевич сказал, что подумает.

Значит, всё-таки роман был! Интуиция меня никогда не подводила! Господи! Что я наговорила Татьяне в обед?! Про рабочую этику… Никаких романов на работе…

– Дам вам пару месяцев времени, чтобы показать себя, – говорит Виктор Алексеевич уже обычным шефским голосом. – А теперь… Можете идти. Вы можете идти?

– Да, – медленно встаю и, словно клоун на деревянных ходулях, направляюсь к лифту.

– Ваш кошелек! – Виктор Алексеевич догоняет меня.

– Спасибо, – отвечаю глухо и нажимаю на кнопку лифта.

Москва красивая… Я знаю, что она красивая. Раньше мы с папой часами гуляли по Бутовскому лесу: на лыжах, на санках, весной – просто ходили. Лепили снеговиков, строили крепости. Или просто смотрели из окон нашей квартиры и не могли налюбоваться видом. В центре у Москвы другая красота: историческая, местами современная. Бизнес-центры, памятники, магазины, рестораны. И все это в пропорции «сто к одному»: сто машин на одно парковочное место; сто человек на одно место в поезде метро и ресторане. Только на окраине город будто скидывает эти оковы и напряжение перенаселенности. Можно увидеть ее легкость и расслабленность: леса, ручейки, поймы – здесь хочется дышать полной грудью, сюда хочется возвращаться. Ноги несут меня от метро к парку. Немного страшно брести в одиночестве по узкой тропинке под тусклым светом фонарей, но мне не хочется домой. Нужно подумать, прийти в себя, собраться с мыслями, набраться решимости.