Сажусь на скамеечку и открываю конверт. Наверное, уведомление о реорганизации фирмы или прочая ерунда. Такое уже случалось много раз, и к таким письмам я уже привыкла. Действительно – уведомление об увольнении. Обоснование, правда, другое – сокращение штатов. Ничего страшного. Очередная реорганизация. Новую схему придумали. Разворачиваю второй конверт. «Уважаемая Александра Анатольевна! Зайдите, пожалуйста, в отдел кадров, чтобы урегулировать вопросы Вашего увольнения». Значит оно не формальное?

Суббота. Осталось совсем чуть-чуть до дня, который изменил мою жизнь

Раздается звонок домофона. Через минуту родители будут здесь. Я окидываю взглядом комнату. Старый паркет просох и благодаря дорогому средству для мытья полов, выглядит по-новому желтым, как осенние листья на березе у входа в наш подъезд. Только без коричневых точек. Природа схалтурила, а я себе такого в ожидании мамы позволить не могу.

Два дивана, прижатых к противоположным стенам комнаты, только что лишились вместе с пылью доброй части и без того негустого ворса. Похоже, объяснений с хозяином квартиры не избежать. Наверняка при следующем посещении спросит, как это я – девушка стройная и вполне приличная – умудрилась за год истереть два дивана так, как его покойной маме за двадцать лет не удалось. И стулья тоже. Конечно! Чем я их только не терла! Даже пемоксолью. Насчет нее я, правда, немного погорячилась. Ороговевший от старости гобелен благодаря моим нечеловеческим усилиям посветлел, но стал каким-то рыхлым и вялым. Ах, что и говорить! Здесь всю обстановку уже давно пора менять. Я бы это давно сделала, но куда потом всё это добро?

Полуденное осеннее солнце выглядывает время от времени, оглушая комнату ярким светом. На серванте в это время предательски поблескивают пылинки. Я хмурюсь и снова собираю их кончиками пальцев, как курица зерно. На стеклянных полках остаются едва заметные отпечатки. Едва заметные для невооруженного взгляда, но у моей мамы в глаза встроены лупы, если не целый микроскоп! Солнце, будто вняв моим мольбам, тут же скрывается за тучу, а я мчусь в ванную, чтобы положить вторую зубную щетку в стаканчик, которую предусмотрительно купила в пятницу вечером. Вадим свою, подлец, забрал. Нервно взъерошивая щетину, чтобы придать ей использованный вид, поворачиваю ключ в замке.

Еще раз бегу в комнату, прижимаю дверки шкафа, в правой половине которого сиротливо висит моя одежда. Можно было бы еще припереть для верности стулом скрытую там ужасную тайну, но маме такая несуразица в обстановке быстрее бросится в глаза. Оставляю мебель в покое и бегу к двери.

– Здравствуй, дорогая! – мама обнимает меня, вручает традиционный увесистый мешочек – урожай с дачи и добавляет традиционное: «Своё всегда вкуснее!»

Стрела совести неприятно колет: торт у меня сегодня не самодельный, купила в супермаркете – очень похожий на тот, что я обычно делаю. Авось не заметят подмены.

– Что-то случилось? – слышу встревоженный мамин голос. – Где Вадим?

Я отворачиваюсь от нее и несу пакет с морковкой и картошкой на кухню.

– Он с работы еще не пришел. У них завершение проекта. Он очень поздно возвращается, – слышу я свой голос. Он звучит странно, как в шпионском фильме: записан на пленку и обработан на компьютере, чтобы никто не понял, что это я говорю. И то, что я говорю, не лезет ни в какие рамки. Какие проекты у адвокатов? У них дела: гражданские, уголовные, семейные. – У него в понедельник суд. Он готовится. Очень важное дело. Уголовное.

Конечно, уголовное! Он другими и не занимается! И родителям он об этом рассказывал! Сейчас они обо всем догадаются, примчатся на кухню. Голос хрипит с непривычки. И мина плохая, и игра никакая. Сейчас придут. Начнут пытать… Тарелки в ярости бить. Господи, они же мои родители! О чем я? Замираю в ожидании, но никто на кухню не спешит. А жаль… Придется врать дальше.