– Разве она не прекрасна, Кьюткит? – вдова Дженкинс провела рукой по спине любимицы. – Я думаю, вы были бы с ней неплохой парой. Как думаешь, Мэри согласится чтобы ты э-э-э… подарил моей Куини несколько миленьких кьюткитиков? – старуха хихикнула и погладила кошку по голове.

«Чтоб тебя! – тихое шипение вырвалось из груди Дэниела, когда он представил, как „дарит“ этой глупой кошке котят. – Озабоченная старая дура. Видеть тебя не могу. Сама дари своей кошке таких же, как и она, тупых котят».

Дэниел спрыгнул с подоконника и вернулся в комнату. Тайги все еще спал, что было впрочем-то и неудивительно, учитывая наличие в его голове кошачьих мозгов.

«Спит да ест, ест да гадит, гадит да спит, – Дэниел фыркнул. – Был никчемным животным, стал никчемным человеком».

Почувствовав жажду, Дэниел покинул комнату и двинулся на кухню. По дороге он заглянул в гостиную, отец все еще спал, впрочем, по воскресеньям он всегда долго спал. В отличие от матери, которая, судя по звукам, доносившимся из кухни, уже была там и готовила завтрак. Дэниел принюхался. Баранья похлебка! Его любимая! Дэниел мысленно облизнулся. С горохом, перловкой, капустой и много еще чем.

«Чертово кошачье тело», – на Дэниеля снова накатила волна ностальгии по прошлому, в котором ему ничто не мешало съесть пару наваристых тарелочек вкусной похлебки.

Дэниел вошел на кухню. Запах похлебки щекотал ноздри и будил аппетит.

– Привет, Тайги, – сказала Мэри, заметив кота. Грустная полуулыбка появилась на ее лице. Дэниел присмотрелся, глаза матери были потухшими. Под глазами появились темные круги. Веки казались слегка припухшими. Что-то кольнуло в груди Дэниела. Жалость к матери тихой, крадущейся поступью попыталась скользнуть в сознание, но тут же была выгнана. Дэниел ненавидел, когда его жалеют, ненавидел он жалеть и других.

– А я похлебку готовлю. Дэниел ее очень любит, – Мэри вздохнула и смахнула выступившую на глазу слезинку. Отвернувшись от кота, она принялась помешивать ложкой варево, то и дело всхлипывая.

«Толку от того, что люблю», – Дэниел приблизился к тарелке с водой и склонил над ней голову. Утолив жажду, он с сожалением посмотрел на плиту, откуда несся такой желанный аромат, затем посмотрел на тарелку с кошачьим кормом, стоявшую возле тарелки с водой.

«Ни один корм не сравнится с похлебкой, особенно такой, которую готовит… готовит ма… К черту сантименты», – Дэниел фыркнул, прогоняя грусть из сердца, после чего с ненавистью взглянул на кошачий корм и вышел из кухни. В коридоре он едва не столкнулся с отцом. Тот в одних трусах и майке шел на кухню.

Заметив отца, Дэниел замер. Но ступор прошел быстро, едва он вспомнил вчерашние отцовские пинки. Хвост плетью метнулся в сторону. Лапы прижались к полу. Тело сжалось и превратилось в пружину, готовую незамедлительно выстрелить и бросить тело вперед, прочь от опасности. Дэниел почувствовал, как крупная дрожь начала сотрясать его тело. Дыхание сорвалось. Дэниел не выдержал напряжения, зашипел, ощетинил шерсть на спине и рванул в свою комнату, едва не сбив с ног отца.

– Пришибленный кот! – понесся ему вслед крик отца. Через мгновение над головой Дэниеля просвистел тапочек, врезавшись в дверь ванной, он отлетел к спальне, на полу которой и замер подошвой кверху в оцепенении, боясь шевельнуться, дабы не привлечь к себе лишнего внимания и снова не отправиться в головокружительный полет по просторам хозяйской квартиры.

«Сам ты пришибленный, – подумал Дэниел, влетая в свою комнату. – Нормальные тапочками не бросаются, даже в животных».

Оказавшись в комнате, Дэниел запрыгнул на кровать и лег головой к двери, так, на всякий случай: люди странные существа, никогда не известно, что им может взбрести в голову в ту или иную минуту. Но нет, погони не было. Дэниел перевел дух и оглянулся, затем еще раз. Что-то ему показалось странным. В комнате явно что-то изменилось с того времени как он ушел на кухню.