Она продолжала неотрывно смотреть на меня и улыбаться. «Видишь, каждый раз я приезжаю к тебе всё более взрослым… скоро стану старше тебя… и всё более сильным и умным…» Она засмеялась, засветилась, протянула изящную золотистую руку, сотканную из солнечных лучей и соленого ветра, и ласково потрепала меня по волосам. «Ты мой взрослый, самый-самый глупый и самый-самый любимый сын…»

…не отпускал он меня и тогда, когда я лежал вниз лицом на пустынном песчаном пляже, том, что почти напротив интерната – только спуститься вниз по ущелью, по заросшей влажной зеленью туннельной аллее к океану – и лениво смотрел, как переливаются застрявшие в ресницах соленые капли под робкими лучами вечернего солнца. После полуторачасового заплыва голова слегка кружилась, тело было легким и невесомым, будто всё ещё парило в зеленовато-прозрачной толще воды. Именно ради этого сладостного ощущения полета, которого безжалостно лишает нас воздух, мы в детстве купались в любое время года, даже в страшный сезон штормов – надо было лишь неслышно, втайне от дежурного воспитателя, выскользнуть из окна подсобки, выходящего в заросли чайного кустарника, быстро-быстро добежать до побережья, скинуть с себя всю одежду, чтобы потом не выдать себя мокрой футболкой или штанами и… и летай! Главное было не бояться. И я не боялся – ведь тонет лишь тот, кто боится…

Солнечный диск вяло погружался в блеклую воду, как разморенная медуза, утягивая за собой шафрановые щупальца-лучи. В тех книгах, которые я бегло просмотрел сегодня, я не обнаружил ни намека на существование третьего слоя. Ни-че-го. Немного заинтересовала меня лишь одна из ранних работ, да и то из-за самой темы. В ней профессор анализировал мифологию различных народов и классифицировал все нации по двум категориям – те, кому с разной степенью успешности и на разных этапах своей истории удалось воплотить в жизнь свои мифы-мечты (да-да, оказывается, мечты есть не только у людей, но и у наций. Вот уж никогда об этом не задумывался!), и те, кто потерпел в этом неудачу. Однако ученый ограничивался лишь сухой классификацией, не объясняя причин подобных удач или провалов. В целом же я остался топтаться на том же месте, откуда начал. В голове услужливо всплыла старая пословица на древнем, а потому однослойном вэньяне – «не спросив дороги, не спеши вперед». Однозначно разумно, но в твоем случае, Алекс, дорогу спрашивать не у кого, да и в общем-то небезопасно. Может, стоит заглянуть в университетскую библиотеку, а потом уже встретиться и с самим профессором?

Я вздрогнул, когда рядом с моей головой вдруг раздался сухой шорох. Мастер неслышно подошёл по песку – на вкрадчивых тигриных шагах не сказывался возраст – и присел рядом, положив ладонь мне на затылок. Я почувствовал, как тело невольно напряглось под этой обманчиво мягкой ладонью… Чего там скрывать, я никогда не отличался особым послушанием, а воспитание у нас в спортинтернате не отличалось особой мягкостью, следуя древнему принципу, что только из-под огненной палки выходят достойные люди. Что ж, может, оно и так… а, может, и нет… как теперь узнаешь? Но тело об этом помнило, даже спустя столько лет, и я снова зябко поежился.

Я молча смотрел на побелевшие от злости скулы отца и думал о том, что бледнеть от ярости – пожалуй, единственное качество, которое я унаследовал от него. Ну, если не брать в расчет пронзительно-дерзкие изумрудно-котовьи глаза. («Человека с такими глазами невозможно жалеть, – однажды сказала мне Аля. – Чаще всего в него просто хочется метнуть тапком…»). Всё остальное у меня было от мамы, ну или