Интересно здесь высказывание Л.Г. Васильева: «При метаотражении устанавливается уже не сам денотат, а его трансформированный сознанием говорящего облик – сигнификат…» (цит. по: [Залевская 2005: 273–274]). С этой точки зрения переводчик работает не с денотатом, а с сигнификатом. Но так как понимается не текст, а то, что лежит за текстом, то в норме, без дополнительного обдумывания и переходов от одного уровня осознаваемости к другому, переводчик относится к тексту не как к сигнификату, а как к денотату. Тем более, что текст приходится переводить в рамках конкретной ситуации общения, с которой он всегда соотнесён. Скорее, как к сигнификату к тексту относится лингвист, изучающий перевод.
Возможно, для дальнейших исследований есть смысл особого рассмотрения различий между условно обозначенными понятиями «сигнификативного» перевода и «денотативного» перевода. В некоторых ситуациях имеет место именно отношение к тексту как к сигнификату (обучение, письменный перевод), текст продолжает функционировать для переводчика не как часть ситуации общения, а как трансформированный сознанием облик содержания.
Итак, переводчик в своей речевой деятельности оперирует не собственно текстом, не с его формальной оболочкой, а сознательным образом этого текста.
Перевод-речь, с одной стороны, есть деятельность, которая переводит отражаемое в отражение, в образ, а этот образ – в продукт деятельности в соответствии с отражающимся предметом. Но, с другой стороны, само это отражение, образ опосредствует деятельность и в определённой мере управляет ею, хотя и соответствует ей, то есть наличествует двойное, так сказать, двунаправленное опосредование, о котором говорилось в предыдущей главе. Образ содержания текста не только является как бы «переходным» результатом деятельности, но и опорой для переводчика, корректирующей его дальнейшие действия. Действия же переводчика опосредованы смыслом, образом содержания текста и теми общественными отношениями, в которых используется текст (что относится уже к следующей рассматриваемой паре). Однако не следует это понимать так, будто сначала в сознании переводчика формируется цельный образ, а лишь затем он служит как застывшая опора для дальнейшей деятельности. Текст с самого начала используется в деятельности как опора для формирования динамического образа, и по мере формирования его второй вещественной формы образ содержания текста не остаётся неизменным. Переводчик может по мере осуществления перевода опираться и ориентироваться на те элементы смысла текста, которые он уже воспринял и осмыслил, но ещё не выразил, и на те, которые он уже выразил.
Справедливым, впрочем, было бы замечание, что при переводе используется не только значение и смысл текста, важная роль принадлежит также и конкретным языковым средствам выражения этого смысла (такая их роль наиболее явственно выступает, например, в случаях игры слов). Однако здесь нет противоречия изложенному только что мнению об использовании переводчиком в своей деятельности текста. Языковые средства являются единицами чувственной ткани образа текста, которые содержатся в нём (образе) как бы латентно и могут быть при необходимости активно использованы. Конкретные языковые единицы как воспринимаемой, так и порождаемой формы текста могут быть наделены значимостью и способностью корректировать процесс перевода, будучи в различной мере осознанными или неосознаваемыми.
б) перевод-речь – перевод-общение
Необходимо сразу сделать оговорку насчёт вульгарного и упрощённого понимания общения, которое часто сводят к передаче сообщения от отправителя получателю по каналу связи. Общение – это «не передача информации, а взаимодействие с другими людьми как внутренний механизм жизни коллектива. Не передача информации, а именно обмен… идеями, интересами и т.п. и формирование установок, усвоение общественно-исторического опыта» [Леонтьев А.А. 2005: 13]. Общение – это явление общественное, которое «…не есть по своей природе интериндивидуальный процесс (и тем более не есть простая стимуляция, за которой автоматически следует невербальная или вербальная реакция), но процесс социальный, процесс, осуществляемый внутри общества для нужд общества» [Там же: 132–133]. «Опираясь на Марксово понимание превращённой формы… можно общение и общественное отношение рассматривать как превращённые формы деятельности. Общение возникает первоначально как элемент совместной деятельности, а общественные отношения формируются как отражение в сознании людей повторяющихся актов общения» [Тарасов 1987: 141].