– Ещё бы! На чистой пшенице сварено.

– Про окончание войны это ещё поглядеть надо, – неожиданно проговорил «вольноопределяющийся».

– А чего глядеть, штыки в землю и баста. Хватит, навоевались, – прогудел «бас».

– Не скажи, отец. В России все бунты заканчивались большой кровью. А тут революция. Умоется ещё Россия- матушка кровью, попомните моё слово. Да и с немцами вопрос ещё не закрыт. Кайзер-то свои войска домой уводить не торопится.

Пессимистический прогноз «вольноопределяющегося» на мгновение навёл на солдат тоску. Воевать никому не хотелось.

– Да вы сами-то на себя посмотрите. Зачем домой оружие тащите? – не унимался «вольноопределяющийся». – Сейчас на руках у народа столько оружия, что можно второй фронт открывать. С немцами мы временно замирились. Так в кого стрелять-то будем? То-то и оно. Друг в дружку будем стрелять.

– А ведь действительно, мужики, никто ведь оружие на передовой не оставил,– недоумённо присвистнул один из солдат.

Все посмотрели друг на друга, по-новому оценивая сложившуюся ситуацию. Ни один солдат не ехал без оружия.

– А ведь мы даже на полковом комитете постановили: оружие забираем по домам, – произнёс «щуплый».

– А кто больше всех за эту резолюцию горло драл?

– Ну, знамо дело, кто. Большевицкие агитаторы. Ну, там анархисты ещё и эсеры.

– Так вот теперь и поимейте своё мнение, кому эта война на руку.

– Ты большевиков не замай. У них курс верный. Ихний командир Ленин сразу после октября декреты о земле и о мире издал. Там очень верно всё прописано. Землю – крестьянам. Мир – народам.

– А зачем тогда оружие, ежели мир? – тупо продолжал допытываться один из солдат.

– Чтобы свою землю стеречь, – буркнул «бас».

– Дак от кого стеречь? Мир ведь! – продолжал «тупить» непонятливый солдатик.

– Да пошёл ты к такой-то матери, придурок! – в сердцах выругался заросший по самые глаза детина с нашивками старшего унтер-офицера конной артиллерии.

– Наливай, мужики, ещё по одной, а то на трезвую голову тут не разберёшься, – скомандовал «щуплый».

В кружках вновь забулькал самогон.

– Дадут землю или нет – это ещё бабушка надвое сказала. А вот кровушкой за неё заплатить, придётся. Это факт, – подвёл черту «вольноопределяющийся».

– Но ведь в декрете чёрным по белому прописано: землю крестьянам, – не унимался кто-то из солдат.

– Ага! – раздался чей-то весёлый голос. – А на заборе написаны три очень антересных буквы, а ежели приглядеться, то за ним – дрова лежат.

Окружающие рассмеялись.

– Ну, их всех к чёртовой родственнице. И большевиков и меньшевиков. Мы-то вот живые домой едем. А товарищев наших за четыре года великое множество схоронено и в родной земле и на чужбине. Давайте помянем их по нашему христианскому обычаю, – обращаясь к попутчикам, проникновенно сказал «щуплый».

Все на мгновение замолчали и выпили не чокаясь.

«Неизвестно кому ещё повезло, – подумал я. – А крови-то действительно прольётся немерено. Русский мужик долго запрягает, но уж если разойдётся, то добра не будет ни встречным, ни поперечным. А тут оружие раздали. По всем законам жанра ружьё обязательно должно стрельнуть».

После крепкого самогона в голове приятно зашумело. Мысли стали умными, а народ вокруг меня – добрым и свойским.

Незаметно промелькнул короткий зимний день, последний день года. По всему вагону стоял оживлённый гул: не мы одни оказались такими умными, да и самогон на Руси ещё не перевёлся.

Ближе к полуночи половина купе наконец-то угомонилась, а самые выносливые продолжали разговоры. Вспоминали фронт и погибших товарищей.

– Вот скажи, казак, ты с каких поров на фронте? – пытал меня щуплый солдатик, которого звали Николай.