– Я как всегда не могу пройти мимо и решаю озвучить своё видение этого события. Да, считаю, что происходящее на планете, есть отражение наших мыслей. Это может быть что угодно от падения метеорита, до очередной войны, от нового открытия учёных до рождения новой песни. Не знаю, насколько это правильно, но так уж случилось и именно сейчас. Сначала я думала, что нам повезло. Потом думала, что не повезло, но мы стали свидетелем того, чего никогда не было, и что из этого следует, что будет дальше? Неизвестно.
Поль призывая стучит вилкой о пустой бокал.
– Я хочу спросить вас друзья, а что в этом такого? Ну, прилетели они, ну строят здесь что-то. Чего такого в этом страшного? Мы же не можем их всех перебить, как они нас. Заметьте, гости с небес нам ничего плохого не делают, всегда с уважением. Просто монтируют какие-то большие здания, возводят невероятно сложные конструкции. Посмотрите, как преобразилось метро, сколько открыто новых станций. Не надо на них набрасываться с вилами и копьями. Успокойтесь уже! Пусть создают свой мир, может быть, он будет лучше нашего, и там мы займём почётное место.
– Займём, а что если нет? – неуверенно шепчет Жанна.
– Хорошо что бы нашлось, – с горьким сомнением поддакивает Линда, накладывая овощной салат, – разумная жизнь господа – это Божий дар, нечто непостижимое, великая тайна, скрытая за семью печатями, и что там у них в квадратных головах нам неведомо.
– Согласен, – задумчиво кивает Поль, – и у этой тайны наверняка имеются миллиарды различных вариантов, бесконечное число комбинаций, но непредсказуемая судьба предоставила нам встретить нечто совершенное, непохожее на людей. Очень важно помнить…, – пылкая речь обрывается. Тут за окнами, совсем близко, с характерным зудящим свистом пролетает что-то большое. Тёмная тень на мгновение закрывает солнце, все резко оглядываются, прерывая серьёзную беседу. Звенит тихий щелчок, он такой тихий, будто бы звучит только у меня в голове. Я не спрашиваю друзей но заметив, как все одновременно вздрогнули, пусть почти неуловимо, подозреваю, что его слышит каждый.
Сидя, во главе стола, Поль перебегает взглядом с одного на другого, как бы ища общей поддержки. Выражение его лица постоянно меняется, спокойное переходит в смущённую улыбку, затем становится строгим временами заметно раздражение. Минуту назад он ругал, опасался иноземцев, сейчас защищает. В следующий момент встречается глазами со мной, спрашивает:
– Интересно, какие двигатели у инопланетных кораблей?
– Известно какие, – с ходу откликаюсь я, – гиперсветовые конверторы.
Поль привычным жестом дирижёра живо возводит руки.
– Но откуда ты знаешь!?
– Я понимаю твою иронию, но знаю, об этом писали в журнале Вестник Альдебарана.
– Какая уж тут ирония, когда это было, – отмахивается друг, – тоже вспомнил, ещё бы знать, что это такое.
Женщины слушают нашу застольную беседу и тактично молчат. Я заинтересованно рассматриваю товарища, и замечаю в нем что-то новое, всматриваюсь, стараюсь понять, в самом ли деле он так нахмурился или его скуластое лицо кажется таким угрюмым из-за переменчивой игры света, тени. Не придя ни к какому выводу, машинально накладываю сельдь под шубой, но не кушаю. Вроде бы всё также, и на первый взгляд можно подумать, что мы непринуждённо беседуем, как обычно, когда сидим за праздничным столом. Эдакая пустая светская болтовня беззаботных творческих людей на отдыхе, но что-то не так, что-то другое неуловимое появляется в каждом из нас. Это выдаёт странная немного заторможенная интонация, размытый взгляд, словно каждый подсознательно глушит в себе чувство необъяснимой тревоги. Мы скучно сидим за полным столом, иногда дёргаемся, оглядываемся на окна. Прошло уже полчаса, а никто не прикоснулся к еде. Поль берёт вилку, но тут же дрожащей рукой кладёт её и, мигая большими вопрошающими глазами, пространно смотрит на нас.