Для этого сержант Келли должен был действовать по следующему алгоритму. Получив сигнал к атаке после начала огневого подавления северных корейцев на опушке огнем первого и третьего отделений, он должен был, закрытый гребнем, броском вперед занять вырубленную в гребне перевала дорожную выемку. Там коротко осмотреться и вне зависимости от обнаружения либо не обнаружения морских пехотинцев развить атаку в ударе по правому флангу и тылу обороняющихся. Сразу же после вступления Келли в ближний бой группа Крастера должна была нанести удар с фронта.

Огневая группа О’Нила из-за сложности своевременного выдвижения по лесу планировалась быть оставленной на месте для поддержки атаки огнем с места и обеспечения связанного ближним боем взвода от удара в спину могущих подойти с севера красных подкреплений.

После прогнозируемого как практически неизбежного схлопывания обороны противника подразделения должны были перейти к эксплуатации успеха и добить красных корейцев в роще в ходе ближнего боя. Конечным рубежом атаки устанавливалась противоположная опушка. Вне засады никаких шансов у коммунистов Крастер не видел, вопрос стоял больше в том, какую плату они за себя в этом бою возьмут, и отчасти – какие потери им самим удастся нанести при этом.

В принципе без формирования марксманской группы можно было обойтись, однако стоящие перед ней задачи для такого превосходного стрелка, как комендор-сержант, смотрелись просто идеально. Не использовать в бою преимущества его квалификации было просто глупо. О’Нил уделял большое внимание стрелковой подготовке морских пехотинцев подразделения даже на фоне откровенно повернутых на стрельбе стандартов Корпуса и был вполне грамотным тактически командиром, способным поспорить в этом плане со своим лейтенантом, и Крастер признавал это.

План боя, как посчитал лейтенант, выглядел вполне реалистично. Он реализовывал сильные стороны взвода, использовал слабые стороны противника и обещал полный успех боя при минимальных потерях подразделения. Как Крастер не уставал напоминать себе, для обороняющих перевал морпехов близким к критическому фактором было бы даже появление большого количества раненых.

Казалось, что даже сложно придумать, где в этом плане что-то может пойти не так. Крастеру думалось, что он предусмотрел абсолютно всё.

По мере ожидания занятия отделением Келли и группой О’Нила своих позиций, лейтенанта все больше и больше одолевала нервозность. К моменту подачи сигнала, как с этим он ни боролся, у него даже начали подрагивать руки. Меткая фраза, что ожидание смерти страшнее её самой, получала свое подтверждение.

А вот после команды «К бою» по радиостанции вся нервозность лейтенанта исчезла как по волшебству. Для трясущихся ручонок не оставалось времени, надо было руководить боем.

Первое и третье отделения, определившись с ориентирами, распределили сектора обстрела и обнаруженных в них коммунистов по огневым группам, без суеты выдвинулись на опушку. Осталось только скомандовать «Огонь!», право на что Крастер оставил за самим собой.

Лейтенант оперся на подходящее деревце и поерзал на месте, занимая удобное положение для стрельбы. Стрелять с земли было довольно проблематично, в этом случае в прицел не было видно ничего, кроме травы. Живший свои последние секунды северокорейский балбес занимал зеркальное положение в почти таком же кусте, тоже, видимо, решая этим вопросы с обзором. К своему будущему несчастью, не только дав себя обнаружить, но и не наблюдая морпехов, осторожно занимающих позиции напротив. Прямо выпрашивая себе этим премию Дарвина калибра 5,56 миллиметра, поскольку оптики у него не было. Сам Крастер не видел причин, чтобы ему в этом не помочь.